Святой вор

Следовало признать, что в данных обстоятельствах ее слова были вполне разумны. По всей видимости, провансальский хозяин девушки не домогался ее тела, а служба в качестве певицы доставляла ей одно удовольствие. Ибо чем не удовольствие пользоваться дарованным от бога? Реми одевал и кормил ее. Если у нее и не было особой любви к нему, то не было и ненависти, более того, она прекрасно понимала, что, обучая ее разным искусствам, Реми дает ей средства к существованию, покуда когда-либо ей не удастся найти такое место, где можно будет в безопасности вести самостоятельную жизнь. Девушка была молода и вполне могла подождать еще несколько лет. Тем более что Реми как раз занимался поисками могущественного покровителя, при дворе которого она могла бы подыскать место и для себя.

Кадфаэль подумал, что, однако, и в этом случае она останется не более чем рабыней.

— А я-то решила, ты сейчас укажешь мне какое-нибудь безопасное местечко, где я могу укрыться и где меня не станут искать, — с иронией в голосе вымолвила девушка. — Нет, в монахини меня Реми ни за что не отпустит!

— Боже упаси! — горячо возразил Кадфаэль. — Из монастыря ты сбежала бы уже через месяц. Нет, такого совета ты от меня не услышишь. Монастырь не для тебя.

— Ну конечно, он для тебя! — сказала девушка, озорно взглянув на монаха. — И для этого парнишки Тутило, что из Рамсея. Ему ты тоже посоветуешь сбежать? Ведь мы с ним так похожи. Жизнь заставляет меня жить в рабстве, а его вынуждает вести жизнь слуги при отвратительном старике, который не больно-то его жалует. Что поделать, он третий сын бедняка, надо же и ему как-то жить.

— Я убежден, что это не единственная причина, заставившая его уйти в Рамсейскую обитель, — сказал Кадфаэль, еще раз встряхнув флакон с микстурой, дабы лишний раз убедиться в том, что все хорошо перемешалось.

— А я думаю, единственная! Хотя сам Тутило, возможно, того и не понимает. Незнакомый с превратностями судьбы, он думает, что это его призвание. — Кадфаэль догадался, что сама-то девушка слишком хорошо знакома с такими превратностями, хотя выработала у себя скорее презрение к ним, нежели страх. — То-то он из кожи вон лезет! За что бы ни взялся, он делает это всем сердцем и до конца. Но если бы парень хорошенько подумал, то поумерил бы свой пыл.

Кадфаэль смотрел на девушку с некоторым удивлением.

— Как я посмотрю, тебе известно куда больше моего об этом юном брате, — сказал он. — Мне-то казалось, ты просто не замечаешь его. По обители ты ходишь, словно призрак, потупив очи. Я тебя вообще редко вижу. Как же тебе удалось поговорить с ним? И более того, проникнуть в его мысли!

— Реми как-то испросил разрешения, чтобы Тутило был у нас третьим голосом. Но мы почти не разговаривали. Само собой разумеется, никто не видел, чтобы мы поглядывали друг на друга или беседовали. Ведь он монах, и ему нельзя находиться наедине с женщиной, а я и вовсе рабыня. Заговори я с каким-нибудь юношей, могут подумать, что я позволяю себе то, что дозволено лишь свободной женщине, или, чего доброго, сговариваюсь о побеге. Я привыкла притворяться, да и он не дурак. Тебе нечего опасаться, Тутило вовсю старается стать святым на благо своего монастыря. Ну а я — просто голос. Мы говорили только о музыке, и все.

Это была чистая правда, но явно не вся, ибо за одно-два коротких свидания девушка никак не могла столько узнать о Тутило, а говорила она о нем весьма уверенно.

— Ну как, микстура готова? — спросила она, неожиданно вспомнив о своем поручении. — Реми не любит долго ждать.

Кадфаэль отдал девушке флакон и отсчитал несколько пилюль в деревянную коробочку.

— По ложке, но поменьше, чем ваша кухонная. Пить медленно, утром и вечером, а также днем, не реже чем раз в три часа. А пилюли Реми пусть сосет, когда хочет, с горлом у него станет лучше. — Затем Кадфаэль спросил: — Кто-нибудь еще знает, что ты встречалась с Тутило? Меня-то ты можешь не бояться.

Нисколько не смутившись, девушка пожала плечами и улыбнулась.

— Я это учту, — сказала она. — Тутило рассказывал мне о тебе. Мы не делали ничего дурного, тебе не в чем упрекнуть нас. Впредь мы будем осторожнее.

Девушка поблагодарила Кадфаэля и пошла к выходу.

— А как тебя зовут? — спросил монах. Стоя уже в дверях, она обернулась.

— Меня зовут Даални. Так произносила это имя моя матушка. А в написанном виде я его никогда не видела. Ни читать, ни писать я не умею. Матушка рассказывала мне, что один древний герой ее народа приплыл в Ирландию из-за западных морей, из счастливой страны мертвых, которую люди называли страной живущих. Этого героя звали Партолан, — сказала девушка, и голос ее сразу приобрел напевный и ритмичный характер, как у рассказчика. — А Даални была его королевой. В той стране жили чудовища, но Партолан прогнал их на север и дальше, за море. А потом случилась страшная чума, и весь народ Партолана собрался на большой равнине, и все они умерли. Так что другому народу, что приплыл потом из-за западного моря, досталась совершенно пустынная страна. Всегда с запада. Они приходят оттуда и уходят туда, когда умирают.