Два крыла всадников, ведомые Святополком и Владимиром Мономахом, разошлись в стороны, когда, расстреляв первый запас стрел, степняки пошли в бой. Пешцы остались на месте, и поганые, разлетевшись, разбились о них.
Пешцев было всего тысячи три с небольшим - около полутысячи остались охранять полон в обозе, - кипчаков почти на треть больше, и сперва всем казалось, что степняки сметут ополченцев. Но тут с боков ударили оба князя. Владимир Мономах скакал впереди своих витязей, пригнувшись к шее коня. Его копье проткнуло какого-то половца, выбило его из седла, и тут же переяславльский князь выхватил меч и принялся рубить поганых направо и налево. Святополк видел его удар - сам он был не так удачен: поразил коня вместо всадника, - но потом полки столкнулись, все завертелось, и он забыл следить за двоюродным братом.
Дружина Данилы Игнатьевича наблюдала за боем с того берега речки, и дружицники тихо роптали:
- Не пора ли и нам? Эдак они сами все сделают!
- Для чего тут стоим?.. Боярин, дозволь мечи обагрить!
- Пускай, боярин! Чего ждем?
- Негоже спешить! - Данила Игнатьевич смотрел внимательно, пытаясь определить, куда клонится чаша весов в бою. - Половцы побежать должны или…
Степняки довольно быстро сообразили, что русских больше и их не одолеть. Пешцы стояли твердо, два крыла всадников зажимали с боков, и враги стали отходить. Но куда? Позади были жены и дети! Не сражаться же меж кибиток и юрт?
Хан этой орды знал, что воинское счастье переменчиво. Сегодня - ты, завтра - тебя. Ему не одолеть так неожиданно свалившихся на него урусов, кроме того, он рассчитывал на помощь Боняка, своего родственника по матери. И хан повернул в степь.
Данила Игнатьевич, заметивший это, пришпорил коня:
- Ну, други, пора!
Дружинники заорали на разные голоса и кинулись с берега на лед реки.
Промчавшись через перепуганный стан, едва не растоптав собственных женщин и детей, половцы удирали прочь вдоль берега реки. Но не одолели и половины расстояния, как увидели, что наперерез им мчится еще одно урусское войско! И оно было слишком близко.
Поганые еле успели сдержать несущихся во весь опор лошадей, разворачивая их в сторону. Те, что оказались с краю, вскинули луки, выпуская в русских воинов стрелы. Атака захлебнулась, когда несколько передних всадников кубарем покатились с коней, но дружина уже рассыпалась во все стороны, охватывая неприятеля полукольцом. Лучникам пришлось опустить луки и схватиться за сабли, потому что русичи были слишком близко…
Данила Игнатьевич скакал впереди. Шальная стрела клюнула его в шелом, другая царапнула по руке - пронзила бы плечо, каб не кольчуга. Он сбил копьем целившегося в него третьего лучника и тут же выхватил меч, с головой окунувшись в схватку. Только в самый последний момент ему показалось, что мимо него промчался Иванок, но смотреть за отроком было некогда.
Тот летел вперед, забыв обо всем на свете. Половцы были совсем рядом, и Иванок сломя голову кинулся на них. Нездила и Григорий что-то кричали ему - юноша не слышал. Страха не было - только ярость и угар и жажда сшибки.
Меч, который отковал ему боярский кузнец, был легок, сравним с половецкими саблями, поэтому с первым же налетевшим на него воином Иванок сцепился на равных. Степняк видел под шлемом, что его противник еще безус, и рассчитывал на быструю победу. Но отрок ловко развернулся на широкой конской спине, отвел нацеленный ему в голову удар, сбил саблю и рубанул в ответ. Противник отшатнулся - меч попал ему в плечо. Удар был не силен, но от неожиданности степняк выронил саблю и остался безоружен. Он завертелся в седле, стараясь увернуться от неприятеля, и Иванок нацелил ему в грудь меч:
- Сдавайся!
Голос его сорвался, и кабы не подоспевший Григорий, неизвестно, чем бы все кончилось. Воин от души ткнул половца щитом, чуть не свалив наземь, и когда тот, поняв, что от него хотят, послушно протянул руки, скрутил его запястья арканом, схватил повод его коня и погнал прочь.
К тому времени короткий яростный бой завершался. Заградительная дружина, хоть и задержала неприятеля, все-таки остановить бегство не смогла. Теряя раненых и убитых, оставив почти сотню своих в плену, степняки со всех ног уходили прочь. Многие горячие парни, которым, как и Иванку, мало досталось в бою, кинулись вдогон - воротить или хотя бы остановить беглецов. Отрок поскакал вместе со всеми.
Он нагнал еще одного. Под тем был худой, с клоками зимней шерсти низкорослый конек, который уже ронял пену и чуть не хромал. Припав лицом к жесткой белесой гриве, беглец отчаянно нахлестывал коня камчой. Иванок легко поравнялся с ним и на скаку занес меч над вражьей головой. Тот глянул через плечо, разглядел что-то на дне черных мальчишеских глаз и вдруг заверещал, как попавший в силки заяц:
- Ай-яй-яй! Не бей, урус! Не бей!