Но это была капля в море. По кмету и его дружине, купцам и болярам в Доростоле никто не тужил. Кроме бежавших, в Доростоле осталось еще немало купцов и боляр. Ехали они сюда и из других придунайских городов. Одним из первых прибыл в Доростол великий болярин Мануш, за ним прискакали боляре Горан, Радул, Струмен.
Сюда полк за полком подходили, развернув знамена, вой князя Святослава. Часть их вступала прямо в город, некоторые становились лагерем на равнине у стен Доростола.
Вместе с ними, а иногда вслед за ними, также под знаменами, шли вой Болгарии — они искали убежища в Доростоле и располагались на равнине.
На всех дорогах, что вели к Доростолу, слышались топот, скрип колес; ехали верхом, шли пешком у возов с высокими колесами, откуда выглядывали испуганные женщины и черноглазая детвора, шагали молчаливые, задумчивые повинники и смерды; от самых Железных ворот к Доростолу плыли челны.
Так постепенно в Доростоле собралось все войско князя Святослава, сюда бежало множество людей из Придунайской равнины, сюда же, в Доростол, незадолго перед тем как уже должны были запереть ворота, на нескольких колесницах и верхом прибыло много бородатых людей в черных длинных рясах.
Когда их впустили в город, старейший из них — высохший, необычайно бледный старец — попросил отвести его тотчас к Святославу.
Князь Святослав говорил с ним в доме кмета, где, видимо, расположился теперь надолго.
— Я пришел к тебе, князь, чтобы ты защитил меня и мою паству… — начал старец, остановившись перед Святославом.
— Кто ты, отче? — спросил Святослав. — И что у тебя за паства? Вижу я, что ты очень устал. Садись, отдохни здесь, отче!
— Я — патриарх Дамиан, а паства моя — все христиане Болгарии… — ответил старец и глубоко вздохнул.
— Святой патриарх, — Святослав улыбнулся и сел напротив, — как могу я защищать тебя, ведь я же язычник. Не Христу, а Перуну и другим богам поклоняюсь со своими воями.
— Княже Святославе, лучше уж мне прийти к тебе, язычнику, чем к императору и патриарху константинопольскому, которые ненавидят, проклинают и уничтожают нас, болгарских христиан…
— Не ведал я, — усмехаясь, промолвил Святослав, — что христиане ненавидят и уничтожают христиан. Сказывали мне, будто христиане проповедуют: «Не убий!»
— Княже Святославе! Все ромеи, от императора с патриархом до последнего патрикия и священника, только говорят: «Не убий!» А на самом деле они разбойники, грабители и просто воры…
Князь Святослав промолчал.
— Я говорю по правде, княже, — продолжал патриарх. — Ты сказал, что я христианин, а ты язычник, и это так. Мы люди разной веры… Разная вера и у нас в Болгарии. Знаю я, что разные веры есть и на Руси. Но ведомо мне и то, что мы в Болгарии терпим разные веры, а ты, княже, терпишь разные веры на Руси. Так и должно быть, каждый молится по-своему; сам Христос сказал, что для Бога нет ни эллина, ни иудея.
Патриарх Болгарии очень устал после трудной дороги в горах, к тому же он сейчас волновался и потому на некоторое время умолк.
— Давно уже константинопольские императоры и патриархи ненавидят нас, болгар, ибо мы верим во Христа, но не верим в сатану, которого они заперли в Софийском соборе. Наш народ не хочет и слышать о патриархе константинопольском, ибо знает, что за ним стоит император. И сколько крови уже пролили за это болгары! Кесарь Симеон отдал за это свою жизнь… Но кесаря Симеона не стало, а его наследники продались Константинополю, огречились, привели в страну ромеев. Я, княже, сейчас из Преславы. Ромеи убивают болгар, разграбили все храмы, издеваются над нами, христианами…
— А кесарь Борис? — спросил Святослав.
— Что кесарь Борис? — промолвил патриарх, воздев глаза горе. — Его мать — гречанка, с молоком матери он впитал лютую ненависть ко всем болгарам-христианам… Я проклинаю Бориса!
— Дивно мне слышать, — промолвил Святослав, — что патриарх Болгарии проклинает своего кесаря. Горе Болгарии, коли в ней такое творится! Но чем же я могу помочь тебе, отче?
— Прими нас в Доростол, — попросил патриарх. — Ты, князь Святослав, язычник, как и твои вой, но я буду молиться, чтобы ты победил ромеев…
— Я не верю во Христа, — сказал Святослав, — но, если в Болгарии нет места для ее патриарха, оставайся здесь, отче…
5
Микула увидел Ангела издалека — он работал сразу же за колибой на огороде, разбивая заступом землю. Ангел выбирал камни.
И Ангел узнал Микулу. Едва только русский воин свернул с дороги и направился во двор, Ангел бросил заступ и поспешил ему навстречу.
— О, днесь доброго гостя маю! — закричал Ангел. — Цвитано, Цвитано! — позвал он жену.
Она прибежала, радостная, возбужденная, с румянцем на щеках.
— Как хорошо, что ты пришел! — заговорили они наперебой.
Но Микула был встревожен, обеспокоен.
— Лучше бы мне ныне не быть вашим гостем, — начал он.
— А что? — испуганно посмотрел на него Ангел.
— Зашел попрощаться. — Микула тяжело вздохнул. — Уходим на Дунай.
Ангел понял, о чем говорит Микула; он давно уже видел синие дымки на перевалах, слышал днем и ночью тяжелую поступь русских воев, спускавшихся в долину.
— Значит, это правда? — спросил Ангел,