Святослав

Однако спустя много лет после смерти императора Романа Василий узнал, кто был его отец, узнал правду и о своей матери – она не смогла жить без сына и бросилась в море.

Ни одной слезы не проронил Василий, услыхав страшную историю о жизни и смерти своей матери. В то время он жил в Большом дворце, где на рабов смотрели как на скотину. И хотя рабыня, о которой ему рассказали, была его матерью, он навсегда забыл о ней, ибо не хотел быть сыном рабыни.

Но он хотел быть сыном императора, почему и хвалился своим происхождением, пробивался вверх по ступеням иерархии Большого дворца, втерся в царские покои, как безбородый долго работал в гинекее императрицы Елены, потом стал куропалатом, а еще позже – паракимоменом императора Константина.

Так Василий, сын императора Романа от рабыни-славянки, достиг своего. Он был правой рукою, ближайшим другом, помощником императора Константина, его допустили туда, куда не смел входить никто из смертных, – к царскому ложу.

Но постельничему Василию этого было мало. Он завидовал императору Константину, потому что тот был порфирородным; он ненавидел его, ибо считал, что тот захватил его место; он ждал часа, когда сможет отобрать это место для себя: он готов был ускорить смерть Константина, но не знал, на чью руку ему опереться.

Сейчас постельничий Василий был неспокоен. Княгиня Ольга почему-то напомнила ему мать, которую он не знал и боялся, которую забыл и проклял. Сын рабыни ненавидел славян, ибо, как ему казалось, они были повинны в его униженном положении. В саду над Пропонтидой постельничий Василий размышлял о мести и убийстве.

13

В одну и ту же ночь может произойти множество событий, которые, на первый взгляд, ничего общего между собой не имеют, но которые, однако, связаны, как листья на одной ветке.

Паракимомен и постельничий Василий считал, сидя в парке над морем, что только он один не спит в Большом дворце и что, безусловно, он один думает об императоре Константине.

Но совсем недалеко от него, в том же Большом дворце, в царских покоях, находился человек, который тоже не мог уснуть и тоже думал об императоре Константине. Это была Фео-фано.

Спал ее муж, наследник престола Роман, который и в этот '. вечер, как обычно, выпил много вина. А Феофано лежала, смотрела на луну, все ниже спускавшуюся к морю, и мечтала.

Перед нею проходила вся ее жизнь. Жизнь эта была корот– ' ка – Феофано было лишь восемнадцать лет. Но какой кипучей, полной неожиданностей, бурной была эта жизнь!

Феофано закрывала глаза и видела старый, наполовину ушедший в землю кабак ее отца, до ее ушей, казалось, долетал шум голосов его постоянных и случайных посетителей. Она, казалось, слышала песенку, постоянно звучавшую под сводом кабака:

Мы нищие люди, но мы богаче всех на свете… У нас есть вино, музыка и женская ласка!

А отец ее, старый толстый Кротир, расхаживал и подливал людям вина, чтобы громче звучала песня, чтобы веселее было гостям, чтобы деньги сыпались в его сундук. В углу кабака, на помосте, играет музыка:

Мы нищие люди, но мы богаче всех на свете…

И впереди музыкантов – девушка в короткой юбке, в сорочке без рукавов, готовая полюбить каждого, кто подарит ей золотую или серебряную монету.

Это была она, Феофано, называвшаяся тогда иначе – Анастасией, или еще проще, как кричали пьяные, обнаглевшие мужчины, обнимая ее стан: «Анастасе! Наша Анастасе!»

Однажды темной ночью, когда на дворе лил дождь, в кабак зашел и подсел к столу молодой человек с бледным лицом, прекрасными темными глазами, стройной фигурой. На его плаще сверкали капли дождя. И случилось так, что в эту ночь молодой человек остался у Анастасо…

Утром Анастасо узнала, кто ласкал ее всю ночь, называя новым именем – Феофано. Она отдавала пыл своего растленного тела, страсть и ласки сыну императора Константина -Роману…

Он ее полюбил. Любила ли она его – кто знает? Но она любила Романа как сына императора, как свою безумную мечту, которая могла родиться только в хмельном чаду кабака, среди падения и разврата, среди денег и крови.

И должно быть, самое большое значение имело то, что Анастасо-Феофано, какова бы ни была ее душа, была одной из самый красивых женщин Византии, а возможно, и всего мира, была той великой грешницей, которой все прощается за ее чары.

Под властью этих чар, в то время как отец, император Константин, сидел на троне и писал трактаты «О церемониях византийского двора» и «Об управлении империей», сын его Роман пил вино в грязном кабаке Кротира, обнимал Феофано и был убежден, что вся его империя целиком может вместиться в кабаке и что для счастья такого императора достаточно одной Феофано.

Но если наследнику престола императора Константина было просторно в кабаке Кротира, то вскоре этот кабак стал тесен для Феофано. Она сказала об этом Роману шепотом между Двумя поцелуями, она стала говорить об этом громче, когда Роман страстно вымаливал у нее все новых и новых ласк, она во весь голос закричала об этом, когда почувствовала, что станет матерью.