Святослав

Неспокойно было также и в Азии. Там, в Сирии, и вокруг -в Исаврии, Киликии, Финикии — уже в продолжение нескольких лет вспыхивали восстания против империи, и Никифор давно послал туда своего доместика схол, знаменитого полководца Иоанна Цимисхия, с приказом во что бы то ни стало подавить восстание.

Но вот уже год Иоанн Цимисхий не мог подавать восстание в Азии и все стоял под стенами Антиохии. Императору Ники-фору пришлось послать туда лучшие легионы во главе со стра-топедархом — патрикием Петром, о котором все говорили, что он храбр и с врагами жесток. Одновременно разгневанный император повелел Иоанну Цимисхию немедленно вернуться в Константинополь.

В самом Константинополе также было трудно. Три года подряд в империи был неурожай, в фемах, которые граничили с Болгарией, свирепствовал голод, не хватало продуктов уже и в самой столице. Всю торговлю хлебом захватил в свои руки, конечно, с ведома императора, его брат — куропалат Лев Фока. Он скупал весь привозимый в Константинополь хлеб и продавал его по высокой цене, наживая тысячи кентинариев.

Лев Фока был не один. Каждый патрикий, сенатор и даже самый мелкий чиновник, кроме большого жалованья, получаемого из царской казны, старался еще что-нибудь заработать. Все торговали домами в городе, имениями в фемах, тысячи рабов трудились на императора и его сторонников. Голодное, обедневшее население Константинополя и ближайших фем было доведено до отчаяния.

Канцелярию эпарха города, которая находилась недалеко от Большого дворца, каждое утро осаждали мясники, хлебопеки, торговцы мылом, воском, полотном. Они жаловались, что Колхида и Керосун не продают им полотна, что никто не хочет гнать баранов и скотину из Сангарии и Никомидии, а в Тавре будто никогда и не было свиней…

Но не одни торговцы толпились подле канцелярии эпарха. Сюда шел и голодный люд столицы, жалуясь на отсутствие работы, а если она и случалась, то на заработок нельзя было купить хлеба.

Чем дальше, тем все больше и больше ширились в столице грабежи, разбои, убийства. По ночам то тут, то там вспыхивали пожары, то тут, то там грабители разбивали лавки. Поджигателей и воров ловили, колодниками была забита вся претория, но это не помогало. Город кипел, волновался.

Волнения и беспокойство еще больше всколыхнули город, когда туда дошли слухи о победах князя Святослава в Болгарии.

Во время игр на Ипподроме, в самый торжественный момент, когда на арену вышли все участники игр и император Никифор вместе с императрицей Феофано появились в своей ложе, чтобы приветствовать собравшихся, со скамей раздались выкрики: «Хлеба!… Хлеба!…» — потом свист. В императорскую ложу полетели камни.

Императору Никифору и Феофано пришлось бежать с Ипподрома. Через узкие проходы Кафизмы, подвалы храма Дафи и галерею Маркиана они тайком пробрались в Буколе-он.

Буколеонский дворец император Никифор велел выстроить еще в самом начале своего царствования: он боялся жить в Большом дворце, где царствовали и погибали насильственной смертью императоры — предшественники Ни-кифора.

Свой новый дворец император построил южнее Большого дворца, над узким и глубоким заливом, в котором можно было держать наготове несколько кораблей. Дворец этот и снаружи и внутри напоминал крепость — высокие стены, бойницы, башни, подземелья. Туда трудно было войти, но еще труднее выйти.

Император успокоился после событий на Ипподроме, только когда очутился в Буколеоне.

— Они жестоко расплатятся за эти камни, — сказал император паракимомену Василию. — Наша этерия должна перевернуть весь город.

Над Константинополем нависли тяжелые тучи, с галатско-го берега дул холодный ветер. Лицо у императора было сердитое, он стоял молчаливый, задумчивый, его длинные, когда-то черные волосы, обильно подернутые теперь сединой, растрепались на ветру. Темные глаза из-под густых, косматых бровей хмуро глядели на берег Галаты.

Через несколько дней тревога императора Никифора улеглась — в Константинополь вернулся стратопедарх патрикий Петр. Со своими легионами он быстро прошел Сирию, окружил Антиохию, поставил тараны и метательные машины, зажег город греческим огнем и взял Антиохию. В Константинополь он привез несметное количество рабов и сокровищ.

Император Никифор чувствовал себя победителем. Он собственноручно вручил большую награду патрикию Петру. По-екольку известие о падении Антиохии было получено накануне праздника архистратига Михаила, Никифор велел готовиться к выходу в святую Софию.

Однако еще до выхода он встретился в Буколеоне с Иоанном Цимисхием. И тогда императора охватил страшный гнев.

— Как мог ты допустить, — закричал он на Цимисхия, — чтобы в эту трудную для Византии пору я снимал большие силы с границ Болгарии и посылал их в Сирию?!

— Великий император, — ответил Цимисхий, — я делал, как ты велел: берег Антиохию, которая является третьим по красоте городом в мире, и старался взять ее измором.

— Безумец! Твоя осада затянулась на целый год. А патри-кий Петр взял Антиохию за день.

— Он разрушил стены, сжег полгорода, не оставив камня на камне.