Святослав. Хазария

– Где ты такого смышлёного юнца раздобыл? – спросил он у тиуна, когда варяг ушёл.

– На Торжище. Помощником у одного купца был. Приметил я его прилежание, обстоятельность и страсть к писанию, предложил дружине нашей служить, он согласился с радостью. Вот и записывает теперь всё, что знает, а потом мне докладывает. Пишет и славянскими чертами-резами, и варяжскими рунами, а я его помалу тайному письму обучаю, какими те письмена бывают и как их разгадать можно. Смышлёный он весьма, что мочало науку изведывательскую впитывает!

– Ну, порадовал ты меня службой своей, Ворон. Дякую! – Князь с благодарностью кивнул изведывателю.

Оставшись один, Святослав, весьма довольный недавней беседой, разделся и с наслаждением омылся в холодной реке.

Тело взбодрилось, а мысли, будто промытые студёной водой, стали ясными, потекли легко и свободно. «Надобно перед началом похода поговорить с темниками и волхвами, чтоб каждый понимал, куда и зачем мы идём», – подумал Святослав.

Затем, взойдя на курган, долго глядел на предгорье Кавказа – Альказрию, на горы, окутанные синей мглой и укрытые снегами вершины.

– Какую красоту создали боги! – проговорил он про себя. – И красота эта отныне принадлежит земле Киевской!

Спустившись, кликнул Издебу:

– Завтра поутру выступаем на Тьмуторокань!

– Слушаюсь, княже!

Хорс уже достиг на своей телеге захода и бросал на горы последние отблески.

В Стане звенели рога, созывая воинов на вечерю. Князь пошёл к дружинникам. На сей раз он подсел к воям Волынского полка, ожидавшим, когда поспеет наваристая с дымком каша. Князь вполуха слушал разговоры воев, одновременно думая о своём.

– Дядько Гурята, скоро ли будет готово? Ясти уж сильно хочется! – заговорил нетерпеливый молодой воин, обращаясь к степенному пожилому дружиннику, что колдовал у котла.

– Эх, Олесь, Олесь, неправильно тебя назвали, Торопило тебе имечко. Как до вечери доходит, так спешишь, что из парной в прорубь. – Гурята разогнулся и широким жестом плавно повёл рукой вокруг. – Гляди, красота-то какая! Помнишь, как в Ратном Стане рассказывал я о земле у гор Кавказийских, где Кий-отец град великий Киев Первый поставил. Разве ведал ты тогда, что сам по этой земле пройдёшь, а ты «ясти» да «ясти»! – укоризненно закончил степенный дружинник.

Молодой засмущался, невольно оглядываясь вокруг. Другие вои тоже стали глядеть, как снежные вершины Альказрии засияли розовым в лучах тихой вечерней зари, набросившей чудесный плат свой на край скоро темнеющей Сварги.

– Истинно речёшь, Гурята, – подтвердил коренастый, средних годов волхв, что был в числе трёх кудесников, кои вместе с танаисскими воями влились в дружину князя. – Земля сия святая для нас, потому как пятьсот лет тут богато и счастливо жили пращуры наши, трудом своим земле почтение и сыновнюю любовь доказывая. Тут простиралась великая держава Русколань, основанная отцом Орием и его сыном Кием, в которую входили славянские великие княжества – Голунь, Киевоградие и Сурож… Иронцы тогда в братстве с нами были и помогали крепко защищаться и от готов, и от хазар, и от прочих ворогов. Коли б не войны бесконечные кровопролитные, то не было б силы, могущей ту державу разрушить. Не пришлось бы нам сегодня столько жизней класть на поле ратном, чтоб алчную Хазарию одолеть…

Все притихли, слушая волховские слова, а князь шепнул стременному, чтобы потихоньку собрались тут темники и тысяцкие, потому как понимал, что после волховского слова у воя и рука крепче, и глаз вернее, а в сердце решимость неодолимая поселяется.

– А чья это земля раньше была, и потом, как Русколань пала, кто её населил, и чей есть град Тьмуторокань? – зачастил вопросами к волхву любопытный Олесь, забыв на время даже о еде.

– Земля сия издавна заселена была, – неторопливо зазвучала речь волхва, – комырями, скифами, сарматами, яссами, койсогами, булгарами, греками, армянами, адыгами, хазарами и многими другими народами, потому как края благодатные. На Киевщине-то сейчас прохладно уже, овсени, а тут вон тепло летнее, пастбища для скота привольные да места удобные для лодий морских. А от тех причалов тьма дорог издревле проторена в разные концы света – и на полудень, к грекам, и на восход к морю Хвалынскому и народам асийским, и на полуночь, аж до града Нова и моря Студёного. Оттого и град, что на берегу Боспора Киммерийского стоит, прозывается Тьмутороканью. Во времена князей Олега Вещего и Игоря в Тьмуторокани и Корчеве русский флот стоял, отсюда они ходили и на греков по морю Русскому, и на арабов в море Хвалисское и возвращались тоже сюда. Потом хазары с византийцами грады сии приморские захватили. А ещё, – добавил волхв, – в одном гоне от Тьмуторокани, тоже на морском берегу, стоит град греческий Фанагория, где эллины издавна добывали из недр земных смолу жидкую и из той смолы делали огонь греческий, коим пожгли корабли наши в первый поход князя Игоря на Царьград.