Святослав. Хазария

Расстроились Тьмутороканьские рати, и те, что в русские коло не попали, по приказу своего воеводы кинулись на полдень, дабы укрыться в крепости. Да только вместо спасительных стен встретила их грозная тьма Издебы! И смешивались вражеские полки, не ведая, куда бежать, и как спасаться, и откуда ждать следующего удара. Русы настигали полки по отдельности, брали в коло и либо уничтожали, если они сопротивлялись, либо брали в полон. А Тьмутороканьский воевода зарослями и мочажинами бежал к реке, бросался в неё, переплывал и спешил укрыться в Фанагории. И с ним воинов только одна тысяча, а шесть осталось лежать в поле.

Никто в пылу сражения не обратил внимания на гелиаду – греческую рыбацкую ладью, что отошла от пристани и направилась в сторону Пантикапеи, или, по-русски, Корчева. В гелиаде среди загорелых рыбаков стоял, глядя на удаляющийся град, человек, схожий одеянием на купца.

– Что ж, Сффентослаф, снова ты победил. Только борьба не закончилась, главные наши сражения ещё впереди, – блистая очами, зло шептал средних лет купец с небольшой, тронутой проседью бородой. И слова его уносились свежим морским ветром, смешиваясь со скрипом корабельного дерева, пеньковых канатов и резкими вскриками чаек.

А купец всё глядел на удаляющийся берег, на котором ему столько раз удавалось обмануть смерть. Первый раз в Саркеле, когда неистовый князь россов подходил к городу, затем в сражении на волжском берегу. Потом Итиль, Семендер. После Семендера, наоборот, Святослав уходил, а он, стратигос Каридис, шёл по следу князя россов и уговорил, вернее, подкупил, рискуя головой, вождей койсогов и яссов выступить против Святослава. Теперь, похоже, Таматарха расплатились за это, только бы не пошли скифские мечи гулять по греческим метрополисам.

Святослав повелел не жечь Тьмуторокань, а разить и брать в полон только тех, кто против русов выходил с оружием. Казну да храмовые ценности брать как добычу.

Горе горькое приспело земле Тьмутороканьской! Не дождалась она помощи от железных латников, и ведут в плен её жителей воины славянские.

И поставил грозный князь русов в Тьмуторокани своего тиуна с воинами, а сам, протрубив сбор, немедля отправился с дружиной в погоню за ускользнувшими в Фанагорию. А пешие танаисские рати отправил на захваченных у морского причала больших лодиях к Фанагории с моря, наказав им ни единого греческого корабля ко граду не допускать, а тех, кто попытается покинуть змеиное логово, топить без пощады.

Не успели фанагорийские врата затвориться за последними тьмутороканьскими беглецами, как под стены пришли тьмы русов. Вечер уже окрасил море в дивные розовые цвета вечерней зари, когда славянские тьмы обложили град не только с суши, но и с воды, преградив стоявшим у причала греческим кораблям выход в море. А когда наступила ночная тьма, узрели русы необычное: заполыхали на стенах и на причалах медные треножники большие и малые, горевшие так ярко, что невозможно было подойти к стенам незаметно.

– Пошлите в град гонца с моим словом: «Пусть фанагорийцы выдадут тиуна Тьмутороканьского и воев его, что в граде схоронились, а коли не отдадут, так мы град сей с землёю сровняем».

А пока ждали возвращения гонца, стал думать Святослав с темниками, как же под покровом ночи к стенам и воротам незаметно подобраться. В это время со стороны моря послышался треск, и вознеслись к небу яркие языки пламени. Ночное море озарилось огнём – заполыхала одна из лодий. Вскоре с моря на лёгкой лодке прибыл сотник от танаисской тьмы и поведал, что небольшой корабль греческий пытался в море уйти, а когда переняли его, то фанагорийцы стали метать горшки с горящим огнём и одну русскую лодию вмиг подожгли.

– Тогда уж и мы осерчали, метателей тех наши лучники положили, и корабль греческий взяли, троих, что внутри хоронились, выволокли, допытали и узнали от них, что корабль в Корчев послан за помощью, потому как боятся фанагорийцы, что не устоят перед Святославом.

– Ага, забегали хитрые лисы, – злорадно ухмыльнулся Притыка, – вот тебе, княже, и причина град взять.

– Верно, – вторил Мечислав, – тиуна Тьмутороканьского и воев его не отдают, да ещё лодию нашу сожгли, сами первые начали.

– Добре, темники! – тряхнул оселедцем Святослав. – Что гонец наш, не возвернулся?

– Вернулся, княже, – пробасил Притыка, – не желают они беглых врагов наших выдать, да ещё грозятся, что ежели нападём на них, то Василевс нам того не спустит…

– Василевс далече, а мы тут, будем готовиться к приступу, братья-темники, – решительно заключил Святослав.

– Когда ещё с князем Игорем мы прошли по этим местам, то Василевс тоже осерчал, даже дань Руси перестал платить, – добавил Притыка. – А как пошли мы на Царьград, про дань напомнить, то греческим огнём корабли наши пожёг. Пришлось вдругорядь идти, чтоб вернуть грекам память про должок и что всегда Визанщина Руси дань платила. Так что обидится Василеве или нет, а огня этого проклятого его лишить надо… Тут, княже, у танаисцев есть мысли, как помочь с моря взятию града. – И Притыка поведал задумку сотника.