Святослав. Хазария

– И ещё, братья, – Святослав снова вспомнил старика изведывателя, – много новых людей в наших тьмах прибавилось, очень может статься, что среди них лазутчики каганские есть, а потому разделяться тьмам и уходить тайно. Ты, Инар, и ты, Горицвет, сейчас, как с привала снимемся, отстанете, а как пыль за нашими тьмами из виду скроется, уйдёте тихо на полночь. А ты, брат, – он повернулся к Притыке, – свою тьму уведёшь ночью, когда вся дружина крепко спать будет после дневного перехода.

– Лучше под утро, когда самый сладкий сон, – уточнил Притыка.

– Добро, делай как знаешь, – согласился Святослав.

Темники быстро стали расходиться, только младший Горицвет задержался.

– Что печален, брат? – спросил князь.

– Знаешь, Святослав, подле тебя пребывая, я тоже понемногу волховскому чутью научаюсь. Так вот, чутьё это мне тревожное что-то вещует… – грустно сказал Горицвет. Потом подошёл, обнял друга за плечи и попросил, глядя ему в очи: – Слово дай, что, пока нет меня рядом, не станешь лезть головой в петлю, как в прошлый раз, когда мы с Притыкой едва подоспели тебе на выручку!

– Эге, брат, ты меня коришь за отчаянность, а сам будто не такой! – воскликнул князь. – Это ещё надо поглядеть, кто из нас горячее!

Горицвет улыбнулся впервые за их беседу.

– Мне можно, я темник простой, а ты князь!

– Ладно, брат, даю слово! – примирительно сказал Святослав и так обнял друга, что у того, кажется, кости затрещали.

– Чистый медведь! – опять засмеялся Горицвет.

Они ещё по разу хлопнули один другого по плечу и расстались.

Когда дружина остановилась на ночлег, тьма Притыки расположилась чуть поодаль.

На заре затрубили турьи рога. Крепко спавшая до того мгновения дружина враз загудела, задвигалась, будто огромный пчелиный рой или муравейник.

– Гляди, а куда же это подевалась та тьма, что подле нас ночевала? Будто в воздухе растаяла! – удивлённо таращил глаза новобранец из пополнения на то место, где вечером располагались люди и кони, а сейчас только примятая трава напоминала о них.

– Ты меньше вопросов задавай да лепше приказы выполняй! – строго одёрнул его наставник из Святославовых воев. – Коли исчезли, значит, так надо, а ты шевелись, скоро уж молитву Богам творить, а ты ещё умыться не успел, живей!

Вскоре, умывшись холодной водою из небольшой речушки, подле которой расположились на ночной привал, воины уже стояли на молитве, славя богов киевских, а когда перед строем вышел князь Святослав, встретили его троекратным раскатистым: «Слава! Слава! Слава!»

Глава 4

Заклятие

Старый Водослав молол муку. Засыпая в ковш зерно, прислушивался, ладно ли работает мельница. Скрип движущихся частей смешивался с шумом воды, шелестом камыша, болтовнёй лягушек и щебетом птиц за плотиной. А может, и сам древний веками Водяной бормотал что-то в полусне, а Русалки с Вилами, чтобы не разбудить его, тихо шептались о своих делах в камышовых зарослях.

Привычно плещет вода в ручье, скрипит мельничное колесо, ласково пригревает солнышко – и под эти умиротворяющие звуки нет-нет да и вздремнёт старик ненадолго, прежде чем засыпать очередную порцию зерна.

Вот и сейчас задремал, а перед ним чудное видение предстало: будто идёт по лесной тропке молодица, а на руках у неё дитя малое. Встрепенулся мельник, протёр своё единственное око. Глядь, а молодая жена с младенцем в самом деле к нему направляется. Так это же Овсена, дочь вдовы Молотилихи! – признал старик. Засыпав ещё зерна, он велел Мирославу, подставлявшему под жёлоб мешки для готовой муки, приглядывать за мельницей, а сам поспешил навстречу Овсене.

– Здравствуй, отец Водослав! – поклонилась молодица.

Старик заулыбался в ответ, отчего его иссечённое глубокими шрамами лицо стало ещё страшнее. Но Овсену это не смутило, она знала, что, несмотря на ужасный вид, старый мельник имеет добрую и щедрую душу. Конечно, когда в первый раз увидела его, испугалась. Но потом привыкла и теперь приходила к нему за советом и просто в гости, как к собственному деду.

– Здоровья тебе, Овсенушка, и сыну твоему Мечиславу! Добро пожаловать, рад, что не забыли старика! Проходи, садись! – Он указал на дощатый столик с лавками в тени старой груши.

Усевшись напротив молодицы, Водослав по привычке вытянул плохо гнущуюся правую ногу.

– Как дела твои, всё ли ладно? – спросил он, глядя на голубоглазого младенца с мягким светлым пушком на голове, который, не обращая ни на кого внимания, принялся изучать муравья, ползшего по столу.