Святослав. Хазария

Он пролежал так до самого вечера, и только рёв голодной коровы и кудахтанье некормленых кур заставили его подняться. Насыпав зерна несушкам и подоив Берёзку, он опять ушёл на сеновал и забылся до утра. На следующий день он так же, будто во сне, делал привычную работу, а потом лежал на сеновале или сидел на лаве под грушей, глядя невидящим взором на озёрную гладь. Когда тоска и боль от звенящей пустоты сжали сердце так, что оно, кажется, готово было остановиться, Мирослав встал и, пошатываясь, будто пьяный, побрёл к погребалищу. Долго сидел подле высаженного молодого дубка, осторожно касался присохших комьев на могильном холмике и тихо плакал.

– Дедушка, завтра я опять к тебе приду! – горячо прошептал отрок, когда уже совсем стемнело, ещё раз провёл ладонью по земляному холмику и, встав, поклонился.

Через три дня к мельнице подъехала телега с зерном. Пожилой огнищанин с сединой в висках и бороде подошёл к Мирославу, слегка хлопнул его по плечу и сказал:

– Ну что, молодой мельник, теперь ты у нас за Водослава остался, давай трудиться! – Он легко подхватил куль с зерном и понёс его на мельницу.

Мирослав помедлил и пошёл вслед за огнищанином.

Глава 5

Месть Святослава

Прошло несколько дней. Святослав за это время успел разбить одного из хазарских князей, что правил частью придонских земель. Сегодня в полдень должны встретиться с тьмой Горицвета. «Дальше пойдём вместе, не будем больше порознь, лучше двигаться, как птахи против ветра, то правее забирать, то левее», – решил про себя Святослав.

У того места, где Северский Донец в очередной раз круто изгибался, образуя излучину, покрытую доброй травой и поросшую у самой воды зарослями тальника, и должны были встретиться обе части дружины. Подъезжая, Святослав увидел, что в низине уже расположились вои Горицветовой тьмы.

«Брат Горицвет скор на ногу, – отметил про себя князь, – опять быстрее меня управился». Сделав знак своим воям располагаться на привал, Святослав направил коня к отдыхавшей тьме, ожидая, что вот-вот навстречу ему выйдет сам темник. Когда подъехал ближе, заметил неладное: тысяцкие, да и все прочие воины не лежали или ходили, переговариваясь, как это обычно бывает на отдыхе, а стояли совершенно безмолвно с опущенными долу очами.

«Неужто ранен?» – мелькнула горячая мысль. Не ощущая тела, князь пушинкой слетел с коня и бросился сквозь строй молча расступившихся воинов. Его друг и в самом деле лежал на расстеленной попоне, как-то странно повернув голову на окровавленной шее.

Рядом, раскинув могучие руки, словно беззаботно отдыхая, лежал верный гридень Горицвета. Только обычно розовые ланита его были бледными и на пухлых устах не блуждала всегда смущённая улыбка. Чуть поодаль лежали бездыханные тела дружинников Горицветовой тьмы. Всего их было около двух десятков, ещё совсем недавно здравых и весёлых, а теперь безмолвно застывших тел.

Святослав бросился к лежащему другу, но в глазах зарябило так, что в первые несколько мгновений он ничего, кроме красных кругов и пятен, не увидел. Святослав что-то спрашивал, но голоса своего не слышал. Стоя на коленях подле безжизненного тела друга, он старался не рухнуть рядом на глазах дружинников, а красные пятна всё плясали перед очами.

– Брат мой Горицвет, – прохрипел князь, хватая за плечи поверженного темника. Кольчуга из воронёной стали нагрелась на полуденном солнце и была тёплой. – Может, всё-таки жив, – мелькнула слабая надежда.

Святослав попытался приподнять тело, и в этот миг сердце его оборвалось, улетев в холодную бездонную пропасть, потому что туловище приподнялось, а голова оставалась лежать на окровавленной попоне. В ушах зашумело, красные круги снова застили солнечный свет.

– Ему хазарин голову снял, когда в засаду мы угодили, – проронил кто-то из Горицветовой дружины. – Мы схватили его, казни предали, только темника уже не вернёшь…

Но Святослав ничего не видел и не слышал, только руки его сами по себе, на ощупь, бережно, будто до краёв наполненный сосуд, уложили на место тело друга и так же бережно приложили отделившуюся от туловища голову. Потом из груди князя вырвался такой глубокий и такой тяжкий стон, что у всех, кто был подле, похолодело внутри.

Святослав всё стоял и стоял на коленях перед трупом, не произнося ни слова. Только губы его иногда беззвучно шевелились. Однако с кем говорил князь, с душою ли погибшего Горицвета, с самим собой или с богами, сущими в синей сварге, то было неведомо.

Никто не смел потревожить князя в час священной скорби.

По команде, данной начальниками, одна часть дружинников, сменяя друг друга, принялась рыть общую могилу, другая – рубить тальник, а третья – устилать им домовину. Почти в полном молчании скорбно трудились воины, сооружая последний стан для павших. Вскоре на дне ямы были ровным прямоугольником забиты колья, а земля меж ними устлана тонкими ветвями тальника и душистыми степными травами.