Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Нужно сказать, что в труженическом подвиге Феодосия его писательская, проповедническая, учительная деятельность занимает большое и очень важное место. Несомненно, она органическая часть всего его труженичества. Человек дела, Феодосий, конечно, и в Слове видел дело. Все, что им написано, подчинено делу, предполагает его и в значительной степени объясняется им, из него выводится. Феодосий, хотя и считал себя «не книжным человеком» [741], не профессионалом, но практиком, занятым множеством иных дел, не мог, конечно, отказаться и от этой деятельности, поскольку она давала ему ряд преимуществ по сравнению с другими трудами. Письменные тексты были ориентированы на более широкий круг их потребителей: их могли читать и слушать не только в монастыре или даже Киеве, но и в других местах, и не только сразу же по написании, но и значительно позже, как это и было на Руси. Тем самым эффект долговременности и дальнодействия написанного текста многократно расширял читательскую аудиторию и, следовательно, круг «просвещаемых». В тех случаях, когда в основе текста письменного лежал устный текст (поучение, отчасти молитва), предполагавший его произнесение в конкретной ситуации, этот продуманный и подготовленный (вовсе не импровизированный) текст на стадии своего устного бытия (даже разового, единократного) характеризовался эффектом непосредственного

воздействия на конкретную ситуацию, а будучи записан и распространен, приобретал отмеченный только что эффект долговременности и дальнодействия и подчеркивал уже свое значение в связи с определенным типом ситуаций, т. е. становился образцом, руководством, пособием.

Помимо этих соображений по поводу естественности обращения Феодосия к литературной деятельности, существует еще одно, более специальное и уже не раз высказывавшееся специалистами. Как известно, из святоотеческих авторов Феодосий особенно ценил писания Феодора Студита, устав которого был им введен в Печерский монастырь, откуда он быстро стал распространяться и по другим старым русским монастырям. Сочинения Феодора Студита, несомненно, оказали влияние на Феодосия–писателя; «и по тону, и по оборотам речи, и по всему» поучения Феодосия оказались «очень похожи на такие же поучения преп. Феодора Студита» (Макарий 1889, II:104). Будучи ревностным хранителем заветов Феодора Студита, Феодосий не мог быть

и их нарушителем, не исполняя одного из главных предписаний о произнесении поучений. Поступая же по 11–ой заповеди завещания преп. Феодора Студита, преп. Феодосий должен был произносить поучения не менее трех раз в неделю.

(Чаговец 1901, № 8, 76)

Как и Феодор Студит, не ограничившийся только поучениями, Феодосий тоже стал писателем, хотя такой обязанности ни устав Феодора Студита, ни его завещание на Феодосия не налагали [742]. Сравнение текстов двух этих писателей свидетельствует о безусловно хорошем знании Феодосием сочинений Феодора Студита, которыми он (как впрочем, и библейскими текстами), видимо, часто пользовался по памяти [743]

. в этом смысле Феодосия, конечно, нельзя считать «не книжным» человеком. Его эрудиция и компетенция в тех областях, которые он затрагивал в своих сочинениях, были вполне достаточными, и он, несомненно, владел языком и стилем в той мере, чтобы достичь своих целей. Поэтому «некнижность» как самооценку Феодосия нужно скорее понимать как указание, во–первых, на то, что в этой области он был автодидактом, своим умом и опытом достигший умения и права писать, и, во–вторых, на то, что он не был писателем по преимуществу, но наставником, учителем, игуменом, и что в его сочинениях главное — то практическое ядро (как бы независимое от способов выражения), которое могло бы получить и более «книжную» и профессиональную форму.

Сочинения Феодосия в связи со всем, что говорится о нем в этой работе, заслуживают обозрения, хотя бы суммарного и, следовательно, далекого от полноты, и потому, в частности, что о них почти не говорится в ЖФ или, если они упоминаются, то или скороговоркой, не очень ясно, а то и вовсе прикровенно. Во всяком случае остается не вполне понятным, что из сочинений Феодосия знал Нестор, помимо так или иначе упоминаемых [744], ср. выше об «епистолиях» к князю Святославу, молитву о стаде, возможно, некоторые другие молитвы и отдельные высказывания Феодосия, которые при известных условиях могли бы быть соотнесены с соответствующими письменными текстами [745]. Правда, еще митрополит Макарий 1889, II:112 и сл. считал возможным присутствие в ЖФ трех отрывков из подлинных поучений Феодосия: