Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

Именно поэтому Епифаний, чтобы не подумали, что он «хватает» перед кем–то другим и возносится, считает необходимым сделать кое–какие объяснения. Во время многолетнего ожидания, пока мысль о дерзновении написать житие Сергия еще не приходила на ум или — во всяком случае — не выходила за пределы мысли, Епифаний надеялся, что кто–нибудь более компетентный и разумный, чем он сам (и жадающу ми того, дабы кто паче мене и разумнее мене), опишет жизнь Сергия, а он, Епифаний, пойдет поклониться и попросит этого жизнеописателя поучить и вразумить его. Но надежда оказалась тщетной. И опять–таки не без привкуса самооправдания своего дерзновения Епифаний сообщает о полной неудаче, о тупиковой, безвыходной ситуации — Но распытавъ, и услышавъ и уведавъ известно, яко никтоже нигдеже речеся не писаше о немь. И эта ситуация не могла не стать предметом раздумий и удивления —

и се убо егда въспомяну или услышу, помышляю и размышляю: како тихое, и чюдное, и добродетелное житие его [Сергия. — В. Т.] пребыстъ бес писаниа по многа времена? Несколько лет Епифаний пребывал акы безделенъ в размышлении, недоумениемь погружаяся, и печалию оскръбляяся, и умом удивлялся, и желанием побеждаася

. И вот только тогда–то, когда чаша терпения переполнилась, случилось то, о чем кратко, но почти исповедально сообщает читателю Епифаний, — И наиде ми желание несыто еже како и коим образом начяти писати, акы [и опять формула самоограничения и неполного соответствия себя своему заданию. — В. Т.] от многа мало, еже о житии преподобнаго старца.

Это желание несыто, конечно, не было еще выбором, но оно настойчиво подталкивало к нему. Впрочем, Епифаний не мог сделать выбор, не посоветовавшись со старцами, которые были премудры въ ответехъ, разсудны и разумны, и он обратился к ним в надежде, что они преспокоят его желание

, с вопросом о том, стоит ли ему приниматься за писание. Об ответе старцев Епифаний сообщает развернуто, со всей возможной подробностью, ибо этим ответом устраняется последнее препятствие на пути к его окончательному выбору. Старцы действительно были премудры въ ответех, и их ответ заслуживает быть приведенным здесь полностью:

«Яко же бо нелепо и не подобает житиа нечистивых пытати, сице не подобает житиа святых муж оставляти, и не писати и млъчанию предати, и в забытие положити. Аще бо мужа свято житие списано будет, то от того плъза велика есть и утешение вкупе списателем, сказателем, послушателем; аще ли же старца свята житие не писано будет, а самовидци и памятухи его аще будут преставилися, то кая потреба толикую и таковую плъзу в забытии положити, и акы глубине млъчанию предати. Аще не писано будет житие его, то по чему ведати не знавшим и не ведавшимъ его, каковъ былъ, или откуду бе, како родися, и како възрасте, и како пострижеся, и како въздръжася, и како поживе, и каковъ име конець житию. Аще ли будет писано, и сие некто слышавъ, поревнуетъ въслед житиа его ходити и от сего приимет ползу. Пишет же Великий Василие: “Буди ревнитель право живущимъ, и сих житие и деание пиши на сердци своемъ”. Виждь, яко велит житиа святых писати не токмо на харатиах, но и на своем сердци плъзы ради, а не скрывати и не таити: тайна бо царева лепо есть таити, а дела Божиа проповедати добро есть и полезно».