Святы и прокляты

25 апреля 1241 прелаты поднялись на приготовленные корабли, а через восемь дней вблизи порта Чивитавеккья на них напал императорский флот. В результате три генуэзских корабля со всеми, кто находился на них, пошли на дно, двадцать два судна Фридрих взял в плен, и только три достигли берега, избегнув кары.

Приблизительно в то же время 11 мая 1241 года войска императора одержали победу над миланским воинством при Монтелонго.

— Его сиятельство снабдил меня списком с письма Маттеуса Парижского, где рассказывается о дальнейшей судьбе пленных прелатов, — Константин отложил записи, бросив вопрошающий взор в сторону Гансало, и, когда тот благосклонно кивнул, прочитал: «Им пришлось по приказу императора проделать долгий, продолжающийся около трёх недель морской путь, пока они не прибыли в Неаполь и не были помещены под строжайшую охрану в находящуюся по соседству с городом, окружённую со всех сторон морем крепость.

Но не для всех заключение было одинаково тяжким, потому что положение Палестринца было наихудшим...» — Мальчик остановился, вопросительно оглядывая собрание.

— Среди прелатов был Якоб Палестринский. Как о нём говорили в то время, личный враг императора, — помог Вольфганг Франц.

— «Все сразу слегли от болезней и смертельной слабости, — продолжил Константин. — Во время долгого переезда они были связаны и очень стеснены, измучены зноем, с роящимися вокруг мухами, жалящими, как скорпионы, истязаемы голодом и жаждой и обречены на любые оскорбления подлых матросов...»

— В Неаполе пленным прелатам был выделен небольшой ангар, в который их побросали прямо на пол, связанными и беспомощными. Они могли лишь стонать, страдая от того, что приходится гадить под себя... Я был там и помню, как стражники разыгрывали в кости, кому из них вытаскивать отвратительно воняющих пленных, дабы побросать их на телеги или заставить идти собственным ходом до следующей тюрьмы, — Гансало Манупелло брезгливо поморщился. — Впрочем, Фридрих добивался отнюдь не смерти этих людей, а исключительно их страданий. Потому-то им чуть не каждую неделю предоставляли чернила и бумагу, дабы они могли снова и снова молить Папу о вызволении из страшной темницы.

Расчёт был прост. Если Папа желает прослыть любящим христианином, ему надлежит молить императора об освобождении пленных, и тогда можно будет заключить с ним мир на собственных условиях. Однако тот ожесточился, обещая лишь молиться за души своих верных слуг и благословляя их на дальнейшие муки во имя Церкви.

— Решив отдохнуть от дел, Фридрих было начал писать книгу о соколиной охоте, но по Европе прокатилась орда хана Батыя[137]

, внука Чингисхана[138], — продолжил рассказ Фогельвейде. — Зимой 1241 года часть огромного ханского войска находилась в Венгрии, а другая, завоевав Польшу, двигалась в Силезию. Венгрия сразу же пожелала войти в империю, лишь бы только Фридрих справился с «косоглазой чумой». Но император не мог послать ей подкрепления, так как в тяжёлом положении уже находился его сын Конрад, кроме того, 1 декабря скончалась императрица Изабелла Английская. Против хана могло устоять только общее европейское войско, которое дало бы отпор захватчикам, но никто, кроме Фридриха, не имел возможности собрать такие силы, а тот преступно медлил, продолжая к тому же грызться с Папой.

9 апреля 1241 года в бою при Лигнице, вместе с тридцатитысячным воинством, состоящим из немцев, поляков и богемцев, погиб герцог Генрих Силезский[139], сын святой Ядвиги Силезской[140]

. Прибывшее им на подмогу войско богемского короля застало лишь ворон, кружащихся над трупами.

Хан Батый, избегая столкновения с богемцами, повёл своё войско в Моравию. Захватчики дошли до Вены, где вдруг развернулись и, не войдя в город... помчались через Венгрию домой. Оказалось, что в Монголии умер Каган[141], и теперь Батый стремился вернуться, дабы не потерять свою часть при дележе наследства. — Фогельвейде вздохнул и замолк, так что Константину пришлось переспрашивать, собирается ли он продолжать рассказ.

— Самое обидное, что на сей раз Фридриху не удалось приписать чудо, остановившее нашествие своей божественной персоне. Его там попросту не было! А вот если бы был... Ручаюсь, все трубадуры пели бы только об императоре, который мановением руки развернул орды захватчиков, так что те словно исчезли в воздухе! Эх!

Меж тем Фридрих снова двигал войска на Рим, где в очередной раз вспыхнуло восстание против Папы. Войска прошлись по Монте-Альбано, разрушая всё, что встречали на своём пути. Император опустошил владения графа Конти, племянника Папы, не только разрушив дома, но и повесив весь гарнизон.

В конце концов Фридрих с войском расположился в Гротта-Феррата, откуда и должен был начать своё победоносное шествие непосредственно на Рим. Но тут Григорий IX просто умер, и всё потеряло смысл. Ибо, заверши Фридрих начатое, ему бы тут же сказали, что он воюет уже не против конкретного человека — Папы Григория, а против Церкви. Папа — это ещё не Рим.