Святы и прокляты

А дети всё напирали. Те, кто стоял дальше, толкали ближних. И вот уже кто-то вырвал кусок из рук рыженькой девочки, причёсывающей утром апостолов. Тут же, рядом с Анной, упал малыш со шрамом на виске, на него уже валилась не удержавшая равновесия толстушка. Ребёнок закричал, пытаясь выкарабкаться. Кто-то схватил Анну за руку, тощая девчушка лет тринадцати с грудным ребёнком на руках, просила дать ей тоже. Анна сунула руку в мешок, и тут же её толкнули, да так сильно, что она упала и была придавлена сверху.

Рядом истошно орал ребёнок, кто-то наступил на руку Анны, пихнул её сбоку. Она попыталась приподняться, оттолкнула кого-то, расправила спину — и тут же увидела застывшие, невидящие мёртвые глаза юной матери. Из её виска текла кровь, ребёнок шевелился под ногами. Анна бросилась прикрыть его своим телом, но её снова толкнули. Она упёрлась в землю локтями, стараясь не надавливать на малыша.

В следующее мгновение Анна услышала крик Николауса, и кто-то рывком поднял её на ноги, вытащив из копошащейся кучи вместе с младенцем. У Анны болело всё тело, она прижимала к груди чужого ребёнка, ревя точно простая крестьянка.

— Ты не ранена, Мария? — Павел отвёл её в сторонку, сунул в руку чудом спасённый кусок хлеба, который она тут же машинально начала разламывать на крошки, засовывая себе в рот.

— Чего хорошего-то?! Детей подавили, половину хлеба затоптали... — трясясь всем телом, скулила она.

— Николаус велел мне остаться в лагере, следить за порядком. Если разрешат войти в город, сосунка нужно будет срочно отдать какой-нибудь бабе. Помрёт без молока.

Анна кивнула и, спохватившись, извлекла изо рта разжёванный хлеб. Пальцем она протолкнула его в слюнявый рот ребёнка.

Этот сон нравился ей всё меньше и меньше. Сидя в замке «Грех», она была хотя бы в безопасности. Туда бы не добрался кровник и там был её старший брат.

Анна посмотрела на Павла, и вдруг он показался ей смутно знакомым. Так бывает, когда видишь человека и вдруг понимаешь, что знаешь его отца или дядю. У Анны уже было такое: она от горшка два вершка при виде незнакомого на ярмарке в Салерно сразу же догадалась, что это родственник их соседа. Отец тогда похвалил её за наблюдательность, и Анна собой очень гордилась.

Вскоре несколько апостолов во главе с Николаусом и отцом Маркусом, подняв над головами кресты и белые знамёна, отправились в город за милостыней. Оставшийся за старшего Павел распорядился, чтобы двое самых рослых мальчиков копали могилы для погибших. Сам же он, не тратя понапрасну времени и не обращая внимания на боль в ноге, принялся обучать бою на деревянных мечах Клауса и ещё нескольких ребят.

Анна наблюдала за уроком из тенёчка, баюкая спасённого младенца. Кто-то принёс воды в котелке, она напилась и, смочив край платка водой, попыталась напоить ребёнка, позволяя воде крохотным капелькам литься в его ротик. Ничего не получилось, и Анне на помощь пришла смуглая девчонка лет пятнадцати, у которой это выходило ловчее.

— Всё равно помрёт, — деловито пояснила добровольная помощница, приняла у Анны малыша и, распеленав, уложила его на своём плаще.

Анна вспомнила, что Николаус просил её разучить с детьми песни, и принялась читать вслух, с удовольствием наблюдая, как сидящие и лежащие недалеко от неё дети пытаются повторять за ней. Теперь слова песни распространялись вокруг Анны кругами, ближние передавали дальним, те ещё дальше. Кто-то подсаживался ближе, кто-то подходил и, шевеля губами вслед за маленькой наставницей, пытался запомнить хотя бы несколько слов. Потом Анна запела, и вслед за ней затянули незнакомую песню остальные.

Когда первая песня разлетелась по лагерю, Анна решила передохнуть и в этот момент заметила, что Павел уже не обучает ребят, а тихо сидит подле неё.

— Здорово у тебя получается, — он придвинулся вплотную к девочке и шептал ей в самое ухо: — Честное слово, даже у Николауса так складно не выходило, — Павел усмехнулся. — А ты грамотейка, я погляжу. Уважаю. Клаус говорит, ты царевна? Вот уж не гадал, что когда-нибудь вот так запросто буду рядом с всамделишней принцессой сидеть.

— Клаус и мне пел, что все апостолы королевские дети, — наморщила носик Анна — Павел ей определённо нравился. Впрочем, так ли должна поступить королевская дочь, которую только что спасли от смерти... Она прикусила губку. — Павел, ты спас меня, и мне нет дела, сын ли ты герцога или простого кузнеца, позволь мне от всей души поблагодарить тебя.

— Я не сын кузнеца, — рассмеялся апостол, — Мой отец был воином. Впрочем, я из рыцарского рода, так что ты не должна беспокоиться... — он задумался. — А впрочем, все мы здесь воинство Христово, все идём в Иерусалим. Только беда: все ли дойдём?

— А ты и вправду думаешь, будто море расступится перед нами? — Анна опустила глаза.

— А кто его знает, море-то... — уклончиво отмахнулся Павел. — Бог даст — расступится. А нет — обратно пойдём.

— Как ты думаешь, далеко Иерусалим? Дома у отца были карты, но я в них ничего не понимала, а жаль, надо было тогда поинтересоваться.