Святы и прокляты

Буквально в конце первого дня пути от Кёльна самые маленькие начали проситься на ручки, и старшие честно несли их какое-то время, но... поход есть поход. В первые два дня Павел тащил на себе сразу двух уснувших на ходу малышей, потом пытался убедить Николауса в необходимости более долгих стоянок. Некоторых детей действительно посадили на телегу, украшенную огромным крестом, но обессиленных и больных всё равно осталось больше, нежели мест на телеге. И в конце концов упрямо несущий на себе как-нибудь уставших малюток, он научился отворачиваться, проходя мимо других таких же, упавших без сил.

Во время привала старшие, не отдыхая, отправлялись на добычу пропитания. Когда рядом была река, ловили рыбу. Пытались охотиться на мелкую дичь. Оказавшись вблизи какой-нибудь деревни или города, направлялись к жителям, прося накормить во имя Господа.

Время от времени Павел уговаривал чадолюбивых хозяек оставить у них обессиленных от голода, усталости и болезней малюток, а несколько раз прокрадывался в селения под покровом ночи и подбрасывал их на пороги домов. Никто не справлялся о судьбе оставленных малышей, Николаус предпочитал не вспоминать о них, будто бы не зная правды.

Впрочем, у Павла появились и противники, утверждающие, что если бы дети померли во время крестового похода, то попали бы прямёхонько в рай, в то время как недальновидный апостол лишает их лучшей участи. Особенно разговорчивых, если, конечно, они не являлись обитателями белого шатра, Павел на привале ставил на рытье могил, после чего разговоры о загубленных душах на время стихали.

Тем не менее по мере отдалённости от жилья, всё реже и реже удавалось пристроить кого-либо. Да и похоронами не всегда получалось заниматься: не будешь же останавливать движение колонн ради необходимости вырыть очередную могилу? Так и получалось, что большинство погибших оставалось на обочинах дорог на растерзание диким животным, в то время как «мирное воинство» продолжало упорно шагать в сторону призрачного моря...

— Это Иерусалим! — вскрикнула растрёпанная рыжая девочка, когда перед ребятами Николауса предстали стены очередного города.

— Нет, это, наверное, Дармундестат. Батюшка ездил сюда на ярмарку, — устало пустилась в объяснения её старшая сестрёнка.

— А Иерусалим-то где?

— Иерусалим за морем. Ты же слушала Николауса, помнишь, он говорил, за морем, за океаном на дивном острове, стоит Божий город Иерусалим. Когда мы подойдём к морю, Николаус попросит Отца Небесного, и тот распахнёт перед нами воды, и тогда мы пройдём по нему яко посуху.

— И рыбок увидим? Я люблю рыбку.

— Николаус только дотронется до моря, как оно расступится перед ним, появится сухая тропинка, по обеим сторонам которой будет стоять зелёная вода, а в этой воде плавать рыбы — красные, синие, зелёные, чёрные, золотые и серебряные...

— А мы сможем их съесть? — облизнулась малышка.

— Руку протянешь, и хватай, какая больше приглянется. Хочешь красную с белыми плавниками, хочешь золотую...

— А жареную с лучком можно?

— Жареную? — девочка задумалась. — Что же, путь долгий, Николаус добрый, он разведёт костёр прямо на тропинке посреди моря, и мы нажарим столько рыбы, сколько пожелаем. Каждый съест, сколько захочет, и ещё с собою в котомках заберём.

— Тогда надо будет запастись сковородками и луком. — Перепачканное личико малышки сделалось сосредоточенным. — Рыбка — это хорошо.

Впереди прокричали «привал», и приказ немедленно начали передавать по цепочке от головы к хвосту колонны. Как обычно, несколько ребят принялись ставить белый шатёр для Николауса и его приближённых. Сам предводитель похода, не отдыхая, должен был отправиться на переговоры с городскими властями.

Заметив собирающихся вокруг Николауса апостолов, девочка восторженно взвизгнула и побежала послушать, какие наставления даст оставшимся в лагере божественный Николаус. Её не оставляла сумасшедшая мысль первой углядеть море. Потому как — кто их знает, какие они — эти моря? Быть может, вот-вот буквально за ближайшим ракитовым кустом или канавой, а то и сразу же за стенами города — почему нет? Очень уж хотелось ей быть первой, кто всё узнает.

Девочку звали Урсула, и она всем рассказывала, что раньше самой первой среди всех увидела молнию, которую послала карающая рука Господа на мятежный Ойпен, не пожелавший пропустить воинство Христово! В ту ночь Николаус попросил всех не ложиться спать. Пели, рассматривая закрытые врата чернеющего перед ними города и от нечего делать считали стоящих на посту лучников. Лучникам было приказано стрелять в каждого, кто посмеет перешагнуть черту, которую провели бороной по приказу Главы городского Совета перед мирным воинством Николауса.

Вот уже седмицу, не меньше, они стояли около этой черты, думая, что делать дальше. Удастся ли умолить жителей города накормить и пропустить их или придётся описывать кругаля через густой и местами непроходимый лес? Много раз Николаус и сопровождающие поход добрые монахи пытались усовестить жителей Ойпена, но ворота оставались закрытыми, а лучники предупредительно стреляли, отпугивая детишек от границы.