Святые сердца

– Помоему, довольно. Серафина, ты можешь идти к себе.

Девушка встает и, держа глаза долу, кротко спрашивает:

– Мадонна аббатиса, можно мне сказать?

– Хорошо, говори.

– Я хочу предложить свою помощь в лазарете. Выхаживать больных.

Она скорее чувствует, чем слышит, как возмущенно цокает сестранаставница за ее спиной. Нелегко угождать двум таким разным начальницам сразу, но придется. Если события последних месяцев и научили ее чемуто, то лишь тому, что жеманство и притворство ее сестры принесли той больше радости, чем естественная независимость, выказанная ею самой.

– Я могу помочь. Сестра Зуана рассказывала мне, чем лечить лихорадку… Конечно, я знаю, что недостойна… что я вела себя глубоко себялюбиво… – Тут она переводит взгляд на сеструнаставницу. – Об этом я глубоко сожалею. Я… Я даже боялась, что, может быть, СантаКатерина поплатилась за мое дурное поведение, и я…

– Не говори глупостей, девочка, – резко перебивает ее мадонна Чиара, но Серафина успевает заметить впечатление, которое ее речь производит на Юмилиану. – Половина города больна, а у нашего Господа есть дела поважнее, чем обращать внимание на раздувающуюся от гордости послушницу. Если хочешь исправить причиненное зло, делай это в хоре.

Но мучения Серафины кажутся столь неподдельными, что даже аббатиса удивлена.

– Мадонна аббатиса. – Голос Юмилианы раздается изза ее плеча, негромкий, но твердый. – Можно мне переговорить с вами?

Наступает короткая пауза. Серафина стоит, не поднимая глаз. Никто не должен думать, будто она както повлияла на решение, и потому по первому слову аббатисы она поднимается с колен и поспешно выходит из комнаты.

Она не отходит от двери, изза которой доносятся голоса, но слов разобрать не может. Ей становится интересно, что сказала бы Зуана, будь она с ними сейчас. Поверила бы ей или нет? Она слышит шаги и пятится от двери в тот самый миг, когда ее распахивает сестранаставница. Однако по ее лицу прочесть ничего не возможно.

Вернувшись в комнату, Серафина стоит перед аббатисой, потупившись.

– Сейчас ты пойдешь к себе и проведешь остаток часа в молитве.

– Да, матушка аббатиса, – с безупречной кротостью отвечает она.

– Если общине понадобится твоя помощь, мы позовем тебя позже.

– Благодарю.

«И тебя тоже благодарю, сестра Юмилиана», – добавляет Серафина про себя. Лучше она бы и сама не спланировала: ведь теперь, прежде чем запустить руки под чужой матрас, у нее будет возможность достать коечто из своего собственного.

– Сестра Юмилиана, – говорит она тихо, – разрешите ли вы мне прийти к вам за наставлением сегодня? Я так в нем нуждаюсь.

Глава двадцать четвертая

Однако случается так, что, готовясь облегчать страдания других, Серафина оказывается перед лицом страданий самого Христа.

Старая монахиня и юная послушница встречаются в полдень в часовне, где висит большое распятие. Снаружи для этого времени года почти тепло, однако внутри попрежнему холодно и сыро, как в склепе. Юмилиана, ни на секунду не сводя глаз с лица девушки, сотрясает промозглый воздух, со страстью объясняя, почему боли всего мира ничто по сравнению с болью Иисуса Христа, как каждая пролитая им капля крови омыла землю, уничтожив всю скверну человеческую, и как Его жертва подарила нам новую жизнь, несмотря на все наши грехи.

Затем, дабы усилить впечатление, она дает послушнице прочесть отрывок из святой Екатерины Сиенской. Это умный ход, поскольку Екатерина тоже была в некотором роде бунтаркой, чья пылкая любовь к Христу пошла вразрез с планами родителей выдать ее замуж. Только ее непослушание, как показывает отрывок, было щедро вознаграждено: проведя годы в постах и молитвах, она узрела Господа, которому угодно было сойти к ней и позволить поцеловать Его раны, в том числе и рану в боку, откуда кровь текла, словно молоко, и, приложившись к ней губами, она почувствовала, как любовь переполнила ее, точно копье вошло в ее собственную плоть.

Серафина читает хорошо, а сестранаставница слушает внимательно, и радость, словно пот, проступает сквозь поры ее лица, как будто чудо происходит с ней самой, прямо здесь и сейчас. Слова святой сильны и столь проникновенны, что действуют даже на девушку, и та на мгновение забывает и о спрятанной под рубашкой подушечке из воска, и о белых камнях на траве, отмечающих путь к тому месту, откуда она, сделав слепок с ключей старшей прислужницы, перебросит сверток ему через стену.