Святыня

На первом же занятии Джей под именем Дэвида Фишера распознал обман уже в первой «очищающейся». Лайле Кан на вид было лет тридцать с небольшим, и она была хорошенькой, с крепким тренированным телом любительницы аэробики. Она исповедалась в том, что была подругой мелкого наркодельца в мексиканском городке Катизе, к югу от Гвадалахары. Дружок ее откололся от местной банды наркодельцов, и те отомстили, похитив их обоих, Лайлу и ее дружка, средь бела дня и затащив в подвал винного погреба, где друга Лайлы и пристрелили выстрелом в затылок. Лайлу же пятеро мужчин насиловали целых шесть часов; как это все происходило, она живописала группе в ярких подробностях. Ее оставили в живых в качестве назидания и предупреждения всем «девушкам-гринго», кому придет в голову заявиться в Катизе и спутаться не с теми, с кем надо.

Когда Лайла кончила свою исповедь, консультанты обнимали ее, хваля за храбрость, которую она проявила, рассказав все эти ужасы.

— Загвоздка лишь в том, — сказал нам в закусочной Джей, — что вся ее история — сплошь выдумка.

В конце 80-х Джей был командирован в Мексику в составе объединенной делегации ФБР-ДЕА на похороны убитого Кики Камарена, агента ДЕА. Внешне цель их пребывания была чисто ознакомительной, на самом же деле им надлежало нагнать страху на мексиканских наркобаронов, завести там связи и удостовериться, что впредь тамошняя наркомафия скорее предпочтет перестрелять весь свой молодняк, нежели поднять руку на федерального агента.

— Я три дня пробыл в Катизе, — сказал Джей. — В городке этом никаких подвалов нет и быть не может — земля там плывет, так как построено все на болоте. Дружка ее прикончили выстрелом в затылок? Исключено. Это почерк американской мафии, а вовсе не мексиканской. Похищенного наркодельца там прикончат одним-единственным способом — с помощью так называемого колумбийского галстука — перережут ему горло, а в прорезь вытащат язык, после чего выкинут тело из автомобиля на главной площади. И не станут мексиканские гангстеры насиловать американку в течение шести часов и оставлять ее в живых в качестве назидания и предупреждения другим «девушкам-гринго». Предупреждения в чем? А если уж предупреждать, так они бы изрезали ее в клочки, а клочки отправили бы по почте обратно в Штаты.

Ища ложь и несообразности в исповедях пациентов, Джей обнаружил среди так называемых пациентов пятой степени еще четверых, в чьих рассказах концы не сходились с концами. Сессия шла своим чередом, и он начинал понимать обычный метод, используемый в «Утешении», — внедрять в группу действительных страдальцев нескольких обманщиков, потому что опыт показывал, что клиенту легче исповедоваться перед себе подобными, чем перед консультантом.

И что особенно бесило Джея, так это то, что наглая ложь тут перемежалась с действительно трагическими историями: матери, потерявшей крошек-близнецов во время пожара, в котором ей самой удалось спастись; двадцатипятилетнего парня с неоперабельной опухолью мозга; женщины, чей муж изменил ей с девятнадцатилетней секретаршей после двадцати лет супружества и через несколько дней после операции, когда этой женщине удалили грудь.

— Это были разбитые судьбы людей, — сказал нам Джей, — искавших в жизни путеводную нить, мечтавших обрести надежду. А эти подонки из «Утешения в скорби» лишь поддакивали им, сюсюкали с ними, а сами охотились за грязными подробностями, а также деталями их финансового состояния, чтобы потом получить возможность шантажировать их и делать рабами Церкви.

Когда Джей злился, у него обычно возникало желание поквитаться за это.

Под конец первого вечернего занятия он заметил, что Лайла бросает в его сторону взгляды и застенчиво ему улыбается. В следующий вечер он уже был в ее номере, и там, вразрез с тем, чего можно было ждать от женщины, меньше года назад изнасилованной пятерыми, Лайла была с ним радостно-раскованной и изобретательной в постели.

— Знаешь шутку насчет мячика для гольфа и поливального шланга? — спросил меня Джей.

— Джей, — остановила его Энджи.

— О, простите, — сказал он.

Пять часов знойной страсти провели они в комнате Лайлы. В перерывах между турами секса она выведывала у него информацию о его прошлом, о его финансовом положении на этот час и его видах на будущее.

«Лайла, — шепнул он ей на ушко под конец заключительной серии бурных ласк, — в Катизе нет подвалов».

Следующие два часа он расспрашивал ее, заодно сумев убедить ее в том, что сам он бывший связной семейства Гамбино в Нью-Йорке, теперь до поры затаившийся и присматривающийся к «Утешению в скорби», чтобы потом накрыть их и влезть к ним в долю.

Лайлу, которую, как правильно вычислил Джей, возбуждали мужчины, ведущие рискованный образ жизни, перестало устраивать ее положение как в фирме, так и в Церкви. Она поведала Джею историю о бывшем ее любовнике Джеффе Прайсе, выкравшем из сейфов «Утешения» два миллиона долларов. Пообещав взять ее с собой, Прайс наподдал ее, сбежав с этой «сучкой Дезире», как выразилась Лайла.

— Но, Лайла, — сказал Джей, — ты же знаешь, куда он направился. Разве не так?