– Что поделаешь, Майло. – Стрелковский потянулся за кружкой, на дне которой оставалось пара глотков кофе, отпил, поморщился. – Наша работа – череда ошибок и их исправлений. Это неизбежно, увы. Но не все так печально, да? Принцесса Ангелина вернулась, уже хорошо. Один фронт работ закрыт.
– И открыт тут, в Рудлоге, – проворчал Тандаджи, думая о том, что головной боли с еще одной Рудлог наверняка прибавится. – Как Люджина, Игорь?
– Когда прихожу, уже спит, – ответил Стрелковский сдержанно. – Неделю не общались. Экономка говорит, что занимается, режим выдерживает.
– Оставишь ее?
– Да, если захочет. Кабинетная работа не для нее – не будет же сидеть секретарем или помощником. А в поле я уже не выйду.
Он снова потер виски, побарабанил пальцами по столу, с тоской глядя на кипу бумаг.
– Езжай домой, полковник, – посоветовал Тандаджи, вставая. – Выходной все-таки. Ты, кстати, в имении-то своем побывал? Графском?
Стрелковский поморщился, махнул рукой: сам все видишь, когда бы мне успеть?
– Вот и съезди, как с заговорщиками закончишь, захвати Дробжек, отдохни, погуляйте там, – невозмутимо продолжил тидусс под мрачным взглядом коллеги. – А то паутиной тут покроешься, Игорь.
– Кто бы нам дал покрыться паутиной, – проворчал Игорь Иванович, но тоже встал, пошел к вешалке за пальто. – Хорошего воскресенья, Майло.
– И тебе, Игорь.
Стрелковский был дома через сорок минут. Спина и плечи побаливали от бесконечного просиживания над бумагами, и он с раздражением подумал, что совершенно забросил занятия спортом – недели хватило, чтобы тело одеревенело и он почти почувствовал себя стариком. Переоделся, пока не передумал, и спустился в спортзал.
Тяжелое сопение Игорь услышал еще в коридоре. Открыл дверь, заглянул с недоумением. Там, на широком турнике, одетая лишь в форменную свободную майку и спортивные шорты до середины бедра, подтягивалась Люджина. Закрыв глаза, закусив губу, вся мокрая, напряженная, – опускалась вниз, повисала на мгновение на крепких руках и снова поднималась, медленно, с болезненным стоном. В очередной раз подтянулась, но не дотерпела – разжала руки и рухнула на пол. В буквальном смысле рухнула – ноги не удержали.
– С ума сошли, капитан, – сердито бросил Стрелковский, подходя к ней и протягивая руку. Северянка схватилась за его ладонь, встала тяжело, облокотилась на стойку турника. Руки у нее заметно дрожали, и тяжелая грудь под влажной майкой ходила ходуном. – Вы бы еще на пробежку отправились.
Люджина моргнула, вздохнула, опустила синие глаза – и Игорь понял: уже бегала.
– Мышцы никакие стали, – ответила она, наклонилась, потерла бедра ладонями, потрясла руками, покрутила головой. – Быстрее восстановлюсь – быстрее съеду, шеф.
– Очень хочется? – поинтересовался Игорь с иронией. Добавил уже мягче: – Вы мне не мешаете, Люджина. Что опять за глупости? Мы же договорились. Но хотелось бы, чтобы вы не гнали с упражнениями. Надорветесь.
Дробжек усмехнулась, потянулась за полотенцем – движения у нее были медленные, осторожные.
– Да я покрепче вас буду, полковник. Даже сейчас.
– Бросаете мне вызов, капитан? – спросил он с насмешкой. Выставил на беговой дорожке режим, встал на ленту и пошел, ускоряясь и наблюдая за напарницей. Люджина улыбнулась, вытерла лицо, шею, живот – солдатский медальон выпал из-под майки, и Стрелковский вспомнил утро неделю назад, контраст обнаженного тела и металла, – и отвел глаза.
– Я бы проверила, как вы крепки, шеф, – раздался задумчивый голос северянки. Она отложила полотенце, c явным намеком покосилась на маты. – Ну и заодно поняла бы, что я сейчас могу. Но только если вы не побоитесь меня швырять, Игорь Иванович.
– Нет, Люджина, – твердо ответил он. – Не хватало еще, чтобы я вас покалечил. Потерпите. И месяца не прошло, как вы в коме лежали.
– Доктор разрешил тренировки. – Северянка подняла руки, начала наклоны в стороны. Медальон болтался туда-сюда, пока она не сунула его обратно за ворот. – Не с вами, так другого партнера найду. В общежитии желающих много.
– Да вы на ногах едва стоите, капитан, – хмуро сказал Игорь. – Запрещаю.
– Так и скажите, – пробурчала она. – Побаиваетесь, что я вас заломаю.
Провокация была очень откровенной, и он улыбнулся, не желая тратить слова и сбивать дыхание при беге. Люджина поймала его улыбку, покраснела. Закончила наклоны, взяла бутылку воды, попила немного. И опустилась на пол – отжиматься. Опять тяжело, со свистом выдыхала, падала грудью на паркет, поднималась на трясущихся руках и упорно продолжала упражнения.
– Вы так загоните себя, – ровно произнес Стрелковский, когда она упала в очередной раз. – Прекратите. У вас еще будет время восстановиться.
Северянка перевернулась на спину, оперлась на локти. Лицо ее раскраснелось.
– Все равно нечего делать, командир. Если не буду заниматься, то от мышц вообще ничего не останется. Да и координация сейчас никакая. В тире у вас ни разу еще не попала в мишень. Мне кажется, я и с тридцати сантиметров сейчас промахнусь. Что кулаком, что из пистолета.
Она тяжело поднялась, снова пошла к турнику.