Связанные звездами

Жюстин спешила по дорожке, обсаженной лавандовыми кустами, прямо на ходу перехватывая поудобнее картонку с кофейными стаканчиками, чтобы свободной рукой захватить горку писем, лежащую прямо на плитках дорожки. Поднявшись на невысокое крыльцо, она толкнула дверь бедром и вошла. Еще до того, как дверь за ней успела закрыться, в холл просочился медовый голосок.

– Жюстин? Это ты?

Голос принадлежал Барбел Вайс, менеджеру по рекламе, превратившей одну из двух прекрасных, обращенных окнами к заливу, гостиных редакции «Звезды» в царство утонченности и женственности, чьим олицетворением она являлась. Когда Жюстин вошла в ее кабинет, Барбел – в брючном костюме темно-розового цвета, с золотыми локонами, уложенными в прическу, напоминающую о витрине в немецкой булочной, – не поднялась навстречу, лишь помахала в воздухе буклетом.

– Милая, отнесешь это в дизайнерский отдел, хорошо? Скажи, что шрифт для рекламы Брассингтона должен быть вот такой. Вот. Я его обвела.

– Без проблем, – сказала Жюстин, подбираясь к краю стола, чтобы Барбел могла добавить свой буклет к ее стопке.

– О, – выдала Барбел, заметив батарею кофейных стаканчиков в руках Жюстин и едва заметно нахмурившись, – ты только что от Рафаэлло. Но ты же не против заскочить туда еще разок, правда? У меня клиент через двадцать минут, и я думаю, было бы неплохо угостить его макарунами. Например… малиновыми. Спасибо, Жюстин. Ты – ангел.

В гостиной на противоположной стороне холла находился кабинет редактора, и он ничуть не был похож на комнату Барбел. Скорее, на квартиру чудовищного скопидома, собравшего стопки местных и иностранных газет высотой до колена и забившего книжные шкафы учебниками по праву, биографиями политиков, «Альманахами Уисдена»^[3] и книгами о реальных преступлениях. Джереми в довольно официальной, но чем-то неуловимо напоминающей восточный кафтан рубашке разговаривал по телефону. Когда Жюстин заглянула к нему отдать чай с соевым молоком, он помахал ей растопыренной пятерней, явно пытаясь сказать: «Возвращайся через пять минут».

Жюстин выдала бодрую улыбку и кивнула.

В комнате дальше по коридору разместились журналисты. Заслышав шаги Жюстин, Рома Шарплз оторвалась от экрана компьютера и посмотрела на девушку поверх очков в ярко-синей оправе. Весьма раздражительная и бесцеремонная, она давно уже разменяла шестой десяток, но на пенсию совсем не торопилась.

– Спасибо, – поблагодарила Рома, забирая свой стакан с лонг блэк.^[4] Отклеив стикер с блокнота на столе, она протянула его Жюстин. – Передай этот адрес Радославу и скажи, что нам нужно быть там ровно в одиннадцать. И еще, Жюстин. Подгони машину к крыльцу, ладно?

Жюстин поставила стаканчик с некрепким латте на пустой стол рядом со столом Ромы. На этом месте работала Дженна Рей, которая, вероятно, отправилась на задание. На нее, не достигшую еще и сорока, у Жюстин, образно говоря, и вовсе не было никаких надежд.

Спортивным комментатором «Звезды» был Мартин Оливер пятидесяти лет, и, если принимать во внимание его образ жизни, именно он мог освободить Жюстин место. Мартин висел на телефоне, как обычно окутанный парами алкоголя и никотина, и Жюстин поставила перед ним крепкий капучино с двойным сахаром. Он похлопал ее по локтю. Затем написал на листке блокнота: «

Бумага застряла в копире». И рядом: «Компьютер опять не печатает pdf. Приведи Анвен».

– Ага, эти деревенщины такие болваны. Не отличат подающего игрока от фетрового котелка, – сказал он в трубку, одновременно подчеркнув слово «опять» с такой силой, что осталась борозда на бумаге. Жюстин взяла у него ручку и нарисовала под ней смайлик. Дальше по коридору располагался крошечный кабинет, когда-то, наверное, бывший гардеробной. Здесь сидела Нацуэ Кобаяши, менеджер по выпуску. Нацуэ одевалась с большим вкусом и была счастливой обладательницей внешности, не поддающейся старению, из-за чего довольно непросто было поверить, что у нее уже три внука. Каждый день она делала перерыв на ланч, ровно на сорок пять минут, и все это время проводила за вязанием вещей из роскошной шерсти – мериноса, опоссума, альпаки, верблюда – для своих обожаемых внучат, живущих в Швеции. К тому же у Нацуэ на сверхъестественном уровне была развита многозадачность.

Не отрываясь от перепечатывания письма, закрепленного на подставке для документов рядом с компьютером, она сказала:

– Доброе утро, Жюстин. О, твое платье! Такое симпатичное! Кавай!!^[5]

Платье было неподдельно винтажным – когда-то оно принадлежало бабушке Жюстин.

– Один флэт уайт^[6], – объявила Жюстин.

Продолжая печатать, Нацуэ сказала:

– Благодарю. Вижу, ты с почтой? Буду признательна, если занесешь мою, когда разберешь ее.

– Конечно, – ответила Жюстин.