Связной

Первых трех красноармейцев они увидели около пивного павильона с кружками в руках. Прибыли явно с фронта, что было видно по их усталым осунувшимся лицам. Самый рослый из них, стоявший в центре, был гладко выбрит, а вот на щеках остальных отчетливо просматривалась трехдневная щетина. Выбравшись из-под опеки командиров в местечко, где не свистят пули и не разрываются снаряды, они чувствовали себя в относительной безопасности, посматривая на мужиков в гражданской одежде с откровенной неприязнью. На лицах так и было написано: почему мы воюем, жизни кладем, а ты за бабий подол прячешься?

Не отставляя в сторону кружки с пивом, они проводили хмурыми взглядами комендантский патруль, прекрасно осознавая, что дальше фронта их все равно не отправят. Старший лейтенант невольно отвел взгляд, встретившись с их сумрачными глазами. У парней всего-то пару дней, чтобы дождаться нового назначения, а дальше — опять передовая. Красноармейцы, закаленные боями, даже на комендантский патруль смотрят как на манекены с винтовками, годные только для того, чтобы стоять в карауле у административных зданий. И потому проверка документов не вызовет у них ничего, кроме кривых улыбок и ядовитого скепсиса. Он и сам был таковым всего-то полгода назад, пока не определили в военную контрразведку.

Уважительно козырнув, Романцев прошел мимо: пусть бойцы отдыхают. Заслужили!

Свернув на улицу Луговую, небольшую, как выдернутый из туловища аппендикс, упиравшуюся в железнодорожное полотно, старший лейтенант вдруг увидел молодых красноармейцев, стоявших у серого, промытого непогодой деревянного заборчика, и о чем-то между собой разговаривающих. Романцев даже не успел рассмотреть их лица, но каким-то чутьем вдруг сразу сообразил, что это именно те, кого они ищут.

— Будьте наготове, — не поворачиваясь, негромко произнес он. — Кажется, это диверсанты.

Бойцы не повернулись в сторону комендантского патруля — роскошь, которую могут позволить себе только фронтовики, недавно пришедшие из окопов.

— Комендантский патруль, старший лейтенант Романцев, — козырнув, представился Тимофей. — Предъявите документы.

Брюнет слегка повернулся. Мускулы на его шее напряглись, жилы натянулись до предела и грозились лопнуть, как это случается с плохо настроенным струнным инструментом. Белобрысый взирал безучастно, вот только пальцы нервно и без особой нужды отряхивали с папиросы воображаемый пепел. Он понимающе кивнул, всем своим видом демонстрируя, что подобная процедура для него привычная: прежде чем добраться в подмосковный городок, не однажды пришлось подвергнуться подобной проверке. В карман полез без особой спешки, как сделал бы на его месте всякий фронтовик, с некоторым пренебрежением ко всякому тыловому. Вытащил военный билет с вложенной в него справкой и протянул старшему лейтенанту.

Брюнет, напротив, охотно расстегнул верхнюю пуговицу накладного кармана гимнастерки и извлек из него военный билет с выпиской из госпиталя.

На первый взгляд проверяемая парочка походила на тысячи других бойцов, у которых по долгу службы приходилось проверять документы. Вот только разве что гимнастерка на них была чуток поновее, сапоги не столь разношенные, даже пилотка — не новая и не старая, но смотрелась так, будто никогда не знала пыли.

Старший лейтенант открыл военный билет белобрысого. Обложка выглядела невероятно свежо, да и сама бумага была немного иной, более качественная, что ли…

— Откуда направляетесь, товарищи? — равнодушным голосом спросил старший лейтенант, переворачивая страницу.

— В выписке из госпиталя все написано, товарищ старший лейтенант, — ответил белобрысый.

— Написано… Но мне бы хотелось услышать от вас.

— В отпуск по ранению, а через неделю в свою часть, — нахмурился сержант.

— Подлечились, стало быть, — перевернул Романцев еще одну страницу, внимательно вчитываясь в записи.

— Да, подлечились. Теперь как новенькие.

— А куда ранение получил? — посмотрел Тимофей на блондина.

— В ногу. Может, показать?

— Не нужно, — ответил старший лейтенант и положил военный билет в планшет.

— Что-нибудь не так? — встревоженно спросил белобрысый.

— Все так, товарищ Неволин, а только военный билет и выписка пусть пока у меня полежат.

— А вы, значит, товарищ Абрамов? — внимательно посмотрел Романцев на брюнета.

— Точно так, товарищ старший лейтенант.

Тимофей осторожно принялся перелистывать его военный билет.

— Уже год воюете?

— Да, с апреля сорок второго.

— И где же начинали?

— На Волховском фронте.

— При товарище Мерецкове?

— Именно так. А вы там бывали?

— Доводилось. Вот только что это у вас у обоих скрепки блестящие на военных билетах? — неожиданно спросил Романцев.

— А нам почем знать? — удивился белобрысый. — Ведь не мы же их себе выписывали. Какой дали, такой и взяли.