Ментепер хрипло рассмеялся, не глядя на Дарсиза, склонился над доской и взял черную фигурку коня. Фигурка стояла на плашке на задних ногах, а передние били в воздух, опрокидывая неведомого противника, гриву развевал ветер, а из раскрытого рта должно быть вырывалось гневное ржание. Гипномаг провел пальцами по спине, взвившегося на дыбы скакуна.
- Темная лошадка, - прошептал он, любовно погладив фигурку, а потом переставил на новую клетку. - Шах и мат, Дарсиз. Я попробую обыграть и тебя, и судьбу…
- Меня? - удивился Дарсиз и засмеялся. - Разве мы не союзники?
- Я говорю только о шахматах, Дарсиз. Только о шахматах…
- У тебя хорошая память, но все же я напомню, что у нас находится самое ценное, то, что ты никогда не получишь назад Ментепер. Но ты знаешь, что здесь оно в целости и сохранности. И ты будешь за это преподносить мне голову каждого связующего мага на серебренном блюде.
- Не сомневайся, Дарсиз.
Рисунок застыл, а я отпрянул от книги. Я получил самый жуткий ответ на самый страшный из своих вопросов. Я смотрел на застывшую на лице Ментепера усмешку и не мог понять… Почему он оставил мне жизнь. Смирился с судьбой? Решил, что его партия все-таки невыигрышная? Мой взгляд поднялся и остановился на меленькой фигурке коня, который стоял на книжной полке. Эту фигурку я когда-то давно вырезал, путешествуя по Бинаину с Гастом, и ее же я когда-то подарил Эрслайту. Теперь она оказалась в моем кабинете.
- Что за?… - я поднялся, подхватив ее, и обратил взгляд к рисунку.
Фигурка в руке Ментепера была точно такая же. Потом я вспомнил Шэда… Когда Ментеперу было явлено видение, он увидел себя падающим в черное озеро, в отражения звезд, но в действительности, так выглядел зеркально-черный пол библиотеки. Глядя на фигурку в моих руках, я прошептал удивленно: «Шэд?». Голова у меня шла кругом. Я получил ответ на один вопрос, но у меня возник другой, куда более важный. Потерев с усердием лоб, словно это могло принести какие-нибудь осенившие меня мысли, я проверил шахматную фигурку на наличие магического содержания. Магии я не нашел, зато вдруг понял, что внутри фигурки что-то находится. Я покрутил плашку, и мне в ладонь вывалилась свернутая в крохотную трубочку бумажка. Я развернул ее. В ней помещалась всего одна фраза: «И почему я не временной маг?».
- Да, действительно, - пробурчал я. - К чему это ты, а?
Я снова осмотрел лошадку, но больше никаких тайников не обнаружилось. Тогда я вернулся к книге. Однако дальше уже не было изложения мыслей Ментепера. Дальше шли различные рисунки покоев Цитадели, с весьма пространственными подписями, типа, «Южная терраса» или «Речная гостиная». Я пролистал их, не осознавая ни пользы, впрочем, и ни полной бесполезности этих рисунков. После Цитадели обнаружилось генеалогическое дерево, начинающееся от отца Гардиуса и заканчивающееся Эрслайтом… Тут я встревожился. Прикинув в уме, я пришел к выводу, что книга вероятнее всего писалась в последние дни жизни старого колдуна, раз он успел узнать об Эрслайте. Вероятно, он и книгу архивариуса Сорнера и записку в шахматную фигурку подбросил в это же время.
- Мне бы еще ключ к твоим загадкам, - произнес я и перелистнул страницу.
Тут я застыл, не веря своим глазам. Это был портрет Дарсиза в профиль. И рисунок этот был связующим. В то время как я ошеломленно пялился на Дарсиза, маг с кем-то разговаривал в своей Цитадели. Я выругался, громко и непристойно. А потом заметил поднимающуюся в кабинет Авориэн. Она, ни разу не слышавшая от меня ничего подобного, в изумлении застыла на последних ступеньках. Сначала покраснели уши, а потом она и вовсе вся залилась краской. Я вскочил, захлопнув книгу.
- Прости, Эви, но он это заслужил.
- Он, это кто? - спросила она, с упреком посмотрев на меня.
- Мой родной отец…
- Ты стал называть его отцом? - она нахмурилась.
Я опустил взгляд.
- Он не убил меня, хотя знал…
- Что?
- Ментеперу предсказали, что его убьет сын…
- Его убил Шэд… - возразила Авориэн, подойдя ко мне.
- Но ведь я не помешал этому. Ментепер знал, Эви… Впрочем, от благодарности я все же пока воздержусь.
Авориэн обняла меня и пытливо посмотрела на меня. И тут я в свою очередь сделался пунцовым.
«И почему ты не сказал мне?»
- Это не честно, подлавливать меня на чтении мыслей, - запротестовал я, попытавшись переключить внимание на что-нибудь другое.
Но Авориэн не дала мне отвернуться, удержав мое лицо и вынуждая смотреть на нее. Не вынеся мысленных упреков, я притянул ее и поцеловал.
- Это тоже не честно, Тэрсел! - она попыталась высвободиться.
- Это вообще самое честное, что во мне есть, - возразил я, а Авориэн рассмеялась и больше не стала сопротивляться.