Свиданье с Богом у огня. Разговоры о жизни, любви и самом важном

Потом мы договорились, что в августе мы непременно прибудем в Курск, но они опять приехали к нам – что-то пошло не так, и очень резко не так, и в Курск мы поехали как раз в минувший понедельник, потому что в воскресенье она умерла.

Вы знаете, столько людей на похоронах я никогда не видела, как и такого снега, который вдруг повалил отвесной стеной, как в кино!.. И кучи цветов, курганы, холмы. Растерянные тетки с университетской кафедры английского, где она преподавала. Растерянные молодые мужики с работы Игоря – он там эмвэдэшный начальник.

И такая прекрасная жизнь там у них была, понимаете, в городе Курске, куда маленькой привозили мою маму, а меня никогда!.. Дом с садиком, а в садике старые яблони, и улица под горку, и двор, который нынче замело снегом, и собака Греми, научившаяся подавать лапу в окно террасы, если ей оттуда кричали: «Греми, дай лапу!» И свет из окон прямоугольниками, и новое платье, которое всегда, каждый год шилось ко Дню милиции, чтобы идти в нем «в концерт», а потом на банкет, а потом вся кафедра три месяца жила рассказами о том, как там все было, на концерте и на банкете!..

И ничего не стало, и ничего мы не смогли, хотя старались. Очень.

И мы так друг друга любили весь этот год!.. И оказалось, что мы близкие люди, и Лариса – ангел, красавица, светлая душа, а Игорь – друг, брат, а не просто «муж родственницы»!

И я ей очень благодарна, Ларисе. За последний год, за то, что мы здесь и сейчас, и только об этом и нужно думать и помнить, а все остальное – чушь и ерунда.

За все смешное, а вспоминается почему-то только смешное. То мы с ней лифчики перепутали – я стирала в специальных трепетных мешочках, а как же, кружева, и она в больницу увезла мои, и мы потом меняли!.. Потом она какую-то склянку с лекарством пролила на диван, и боялась признаться, и отводила глаза – преступление же!.. Должно быть наказание, и она боялась пятна на диване. Еще Игорь почему-то выпил коллекционный кальвадос, который я добавляю в эклеры по столовой ложке, приняв его за виски, что ли!.. А наша собака сняла с вешалки его дубленку и спала в ней, и мы утром метались, ибо отчистить дубленку от шерсти и слюней нашей собаки можно только в химчистке, а ему ехать!..

Я ей очень благодарна за жизнь, что случилась у нас в этот год, хотя это было трудно и поначалу неловко, и меня вечно раздражало, что нужно не просто ужин подать, а еще и уговорить, чтоб поужинали, потому что они все время отказывались от всего, чтобы не создавать нам проблем, и создавали таким образом втрое больше. Потом они перестали жеманиться, а мы перестали приставать, и все наладилось у нас. А теперь она умерла.

Я не хочу забывать, понимаете?.. Я хочу помнить, что все конечно и может в любую минуту измениться, фатально, необратимо!.. Что потери могут быть… ужасны, но, черт побери, есть и приобретения, да еще какие!..

Любовь дорогого стоит, и оказалось, что мы все любим друг друга, а еще в моей жизни появился Игорь, которого я знать не знала, и город Курск, откуда родом мой прапрадедушка Алексей Михайлович, и что все это нужно ценить, жалеть и беречь – здесь и сейчас.

Мне это объяснила Лариса, девочка из моего детства.

Моя бабушка говаривала…

Третьего дня вдруг он мне объявил, что летит в командировку и там у него работы-ы-ы!.. То есть очень много у него там работы. И вся она какая-то сложная, разная, важная, и, в общем, не до меня ему решительно. Он должен приготовиться, морально и физически.

Физически он готовится очень просто – я аккуратно складываю его вещички в чемодан трепетными кучками и сорок раз повторяю, где именно внутри чемодана расположены крем для бритья, а где запонки. Иногда ему в голову приходит фантазия носить рубашки с запонками!.. Обратно я всегда получаю чемодан, который снаружи ничем не отличается от того, с которым он улетал, а изнутри напоминает как бы апартаменты уездного комиссара после веселого налета махновцев. То есть я, как нормальная взрослая девочка, решительно не могу себе представить, что именно нужно делать с вещами, чтобы они превратились в то, во что превращаются, когда я получаю их обратно!..

Нет, что ты там делал-то?! Спал в них?! Топтал их ногами?! Поливал из душа?!

Ничего я не делал. Я работал.

Итак, с физической подготовкой к сложной командировке у нас все понятно и просто.

Хуже с моральной.

Он думает о своем – он всегда думает о своем, а о «моем» очень редко, почти никогда! – смотрит в бумаги и на вопрос: «Хочешь чаю?» – отвечает рассеянно, что поедет, пожалуй, часов в семь, ибо пробки и вполне можно опоздать, а опаздывать он не может, у него где-то там, куда он летит, много трудной работы.