— Вот уж кому-кому, а тебе не думала, что придется объяснять. — Вера даже повысила голос — Ты что, не понимаешь, про какой ум я толкую. Ты скажи: что твоя Лидия — так никого и не имела?
— Ну, имела, — ответила Серафима.
— И что?
— Что-что? — Серафима нахмурила брови и сверкнула глазами. — Над Одессой сгорел тот, кого она имела. В сорок первом году.
— Он что — муж ей был?
— Зачем муж. Парень. Дружили как раз перед войной.
Вера опять глубоко вздохнула.
— Ну, значит, прокатило-проехало. А потом? Почему потом не нашла себе подходящего человека?
— Потом как-то не получалось.
— Что значит не получалось. Красота, что ли, вдруг у нее исчезла или заболела?
— Да нет, все осталось при ней. Просто не получалось у нее с мужчинами.
— Поверила я. Так она и куковала одна в лучшие-то годы.
Серафима осуждающе покачала головой.
— Одна не одна, а что толку.
Руки Веры, заворачивающие в газету целлофановый пакет с кофточкой, замерли.
— Не пойму я твоих загадок.
— Какая же загадка! Много ли парней вернулось после фронта, которые ей по годам подходят… Если с одним не получилось, другого не жди.
Вера пожала плечами, но ничего не ответила.
— Всякое бывает в жизни. Чего не бывает, — подтвердила Лиза. — Мне вот грустно, когда я вижу Надю.
— Ну, твоя Надя все-таки вышла замуж, — произнесла задумчиво Вера.
— А мне грустно, когда я вижу ее, — сказала Лиза.
— Чего же тебе грустно? — спросила Вера.
— Сама толком не пойму, — тихо проговорила Лиза. — Только как подумаю о ней, так плакать хочется. Ведь порушено у нее самое дорогое. Войной порушено.
— У многих порушено, — сказала Вера. — У миллионов.
— Да, конечно, у миллионов, — на глазах у Лизы выступили слезы. — Но разве оттого нам легче?
Ей никто не ответил. Помолчав, женщины заговорили снова о тряпках — какие теперь моды и фасоны. Они увлеклись разговором, время летело. Они даже не заметили, что мужчины вернулись в комнату. Вспомнили, когда дверь открылась и в кухню заглянул Александр.
— Ты собираешься кормить нас обедом!
Женщины замахали руками, затараторили. Подумаешь, какая важность: обед. Целый день сегодня едят.
За обедом Арсений был задумчив и больше молчал. Рюмка, налитая ему Александром, стояла почти нетронутая. Никто его не неволил. Братья и их жены тоже как-то внезапно присмирели. Разговоры, встречи, воспоминания — все это обрушилось на них сегодня, расшевелило, взбудоражило. У каждого позади была долгая жизнь, каждый проходил в этой жизни через свои потрясения и бури. Ничто не давалось легко.
— В каком часу завтра будут вручать орден? — тихо спросил Арсений.
— Завтра в двенадцать, — сказал Александр.
И опять в течение нескольких минут никто не проронил ни слова и все о чем-то думали, стараясь скрыть эти думы друг от друга.
В полуоткрытое окно на диван падал оранжевый солнечный луч. Арсений долго смотрел на золотистую продолговатую полоску. Лиза вышла на кухню, открытая дверь преградила путь солнечной полоске. Женщины принялись убирать посуду со стола. Александр достал свой «Беломор», закурил. Он тоже думал о завтрашнем дне. Придет военный комиссар, матери отдадут орден, которым награжден ее сын Коля — за мужество и верность. Они встанут рядом, они все воевали, они все отмечены войной — они минутой молчания почтят память своего погибшего брата.
Сосредоточенно глядя перед собой, Александр сказал:
— Только бы не было войны, — он откашлялся и притушил папиросу. — Мы-то ее испытали. Не хочется, чтобы наши дети…
— Вот уже почти тридцать лет…
— Да, почти тридцать, — согласился Александр. — А ведь бывало: каждые пять лет приходилось от кого-нибудь отбиваться. Лезли со всех сторон. То на КВЖД, то на Халхинголе… Уму непостижимо, чего вытворяли паразиты. Задушить хотелось, на корню задушить. Да не вышло.
В голосе Александра, глухом и даже чуть осипшем, улавливалась радость и сознание силы.
— Зато как изменилась жизнь за тридцать лет. После военной разрухи, казалось, нам сто лет не подняться, — заметил Игорь, взволнованно блестя глазами. — Я по своему заводу вижу. Тридцать лет, а на заводе — это небо и земля.
— Да, ты прав. — Александр поглядел на брата, снова взял папиросу и, закурив, процедил сквозь зубы: — Насчет завода ты прав. Только не пойму до сих пор: чего ты свое место над цехом покинул.
Игорь отвел взгляд, произнес задумчиво:
— Тут случай особый. Сразу не объяснишь. — Игорь быстро посмотрел в сторону жены и, видя, что Вера занята беседой с Серафимой, добавил тихо: — Может, и промахнулся, может, не надо было уходить… Тут особый случай…
— Понятно, — Александр минуту помолчал, догадываясь, о чем хотел сказать Игорь. «Видно, и ему сегодняшние разговоры о многом напомнили и многое разбудили». — Понятно, — повторил он и переменил тему. — А знаешь, о чем думал наш младший брат Коля, когда был там, на фронте?
— О чем?
— Мама, где у тебя Колино письмо?
Мать встала, порылась в шкафу и подала Александру солдатский треугольник.