Свидание с развратным фавном

Шишов заиграл желваками, прищурил глаза и стал нервно сжимать и разжимать кулаки:

– Я б эту бабу убил, вот честное слово! Моя только по кобелям таскалась, не до нас ей было, так я ей сразу сказал – вот тебе, дорогуша, бог, а вот и порог, значит! Прямо так, без всяких выкрутасов! Говорю – если хочешь блудить – блуди, только чтобы девчонкам за тебя не краснеть! И забрал дочек. И не жалею. А ей бы отдал, чему б она Таньку с Иркой выучила? Вот то-то! – Он еще немножко попыхтел от важности момента, потом как-то сник, махнул рукой и просто добавил: – Вообще-то она нас сама бросила, не захотела детей брать… Да я бы и не отдал!

Серафима выпучила на героя глаза, потом сглотнула и снова повернулась у Елене:

– Подождите, а что сама Анна рассказывает?

– Да ничего! – сверкнула глазами Елена. – Она наутро никогда ничего не помнит. По двадцать пять раз Евгения просит, чтобы он деньги принес! А как же – он принесет, она нахлыщется, а утром в голове ветер, и давай звонить: «Ты обещал деньги вчера принести. Еще, называется, мужчина! Трепло!» А тот ведь не совсем идиот, он ей в руки деньги дает только в присутствии адвоката! Уж сколько стыда из-за нее терпели. Ни фига в голове не держится! Нельзя ей пить, так ведь разве докажешь…

Сеня опять вздернулся – теперь он возбужденно бегал по комнате и наскакивал на запертую спальню.

– Не бабы, а дряни пошли! – кричал он, закидывая глазки на дверь. Потом корректно пояснил присутствующим: – Это я про нее так, не про вас. В целях воспитательного процесса, так сказать. Я говорю – мерзавки пошли! Алкашихи! Если не можешь не пить – не пей! Виданное ли дело – с мужика по два раза деньги трясти? Пьянь!

Пока Шишов наскоками выражал свое возмущение сладко храпящей Борисовой, Серафима снова обратилась к Елене:

– А чего ж вы не ушли от нее? Столько хлопот…

– А ребенок-то при чем? – вздохнула женщина. – А теперь, когда Элюшки не стало, теперь… Ну как ее бросишь? Ведь пропадет одна-то!

Шишов вдруг остановился посреди очередного лозунга и снова затеребил старую книжку:

– Елена, а дайте нам телефончик вашей Тамары, а? Уж больно хочется выяснить, что ж там было на самом деле.

Елена сказала номер на память.

– А сотовый телефон Евгения Сергеевича? – допытывался Сеня.

– Да нет его у меня. И зачем вам? Думаете, Евгений-то с вами говорить станет? – усмехнулась Елена Степановна. – Не станет, больно высок. Нет, он, конечно, не пошлет по матушке, но обязательно придумает, что у него командировка, чтобы не встречаться с кем попало. Вы через прислугу попробуйте, – вдруг предложила женщина. – Вот Тамаре позвоните, потом мужу ее, Леониду. Он такой… придурковатый, но словоохотливый. Он вам все расскажет. А еще можно… Дайте-ка я вам еще один номерок запишу… Вот, это Машка. Хорошая девка, ее иногда берут готовить, если куда едут. На тот день рождения, наверное, тоже брали. Я им позвоню, предупрежу, что вы от меня.

Напарникам осталось только от души поблагодарить Елену. Та их проводила и уже у порога ухватила Шишова за рукав:

– Вы, пожалуйста, если что узнаете, позвоните, не сочтите…

Шишов растрогался. Он припал к руке бывшей няни, потом как-то незаметно переполз губами на локоток, потом собрался выше и все повторял:

– Конечно, конечно… в знак благодарности к вам… в знак большого уважения… да чего там – в знак огромной любви… Я вам непременно позвоню, а еще лучше – зайду. Сам зайду, как только… как только стемнеет…

Кукуева резко дернула своего шефа за воротник, и новенькая курточка подозрительно затрещала.

– Все, пойдем, горе мое! Да хва-а-атит уже женщине кофту мусолить! Спасибо вам, Елена Степановна, мы зайдем… А уж вы позвоните прислуге-то… Спасибо.

Когда они вышли, уже вовсю горели фонари. На улице Шишов выгнул грудь коромыслом и тщательно затолкал руки в карманы брюк. Новенькая куртка от этого выгнулась горбом, но Шишову нравилось – так он смотрелся толще и солиднее.

– Эх, Кукуева! Какая женщина, а? Ведь посмотришь на вас всех – молодые, худосочные, только тряпки на уме…

– А я-то какая молодая? – оскорбилась Серафима. – Посмотрит он…

– Молчи, Кукуева! Ты… ты вообще – дряква! Ценный экземпляр! А вот эта женщина взяла и положила себя на алтарь этому… как его… неважно… Хорошая, говорю, женщина!

Кукуева обиделась. Во-первых, она себя тоже могла положить на какой-нибудь алтарь, только кто б ей позволил, а во-вторых… Но уж дряквой она быть совсем не согласна!

– Поехали ко мне, – грозно буркнула она, усаживаясь на переднем сиденье.

– Ох, Кукуева… – смущенно хихикнул Шишов. – Прям и не знаю, устою ли? Так приглашаешь… А у тебя вырезки в холодильнике нет? Говяжьей? Кошатам моим очень требуется…

Серафима только смотрела в окно и насупленно молчала.

Зато дома она по-доброму распахнула дверь и протолкнула гостя в прихожую.

– Проходи, Сеня, не стой на пороге. Сразу иди руки мыть.