Свидетель

– Коля выключай!

Струя угасла. Вот так и моя жизнь. Кто-то скомандовал, и она угасла. Угасла в один миг. Даже не дал попрощаться со всеми. Хотела Юрия видеть, деток его, Сашу. Проститься со всеми…

Время упустили и когда дошли до одевания, то руки уже застыли по швам. Пришлось увидеть, как ломают их в суставах. Боли не ощущалось. И вообще, интересно: мыли и ломали уже чьё-то чужое тело. Как легко человек ко всему привыкает. Сила привычки! Конечно, после того, что случилось, человеком меня назвать было уже нельзя. Человек – это единое: тело и душа. Стоит их разъединить – и это уже не человек.

Наконец, привели меня в порядок. Гроб должны были привезти к вечеру. В кладовую пригласили дочерей и, быстро посовещавшись, перенесли меня в дальнюю, не отапливаемую комнату нежилой половины дома. Зимой в ней, как в леднике. Да мне-то всё равно. Интересно, диван, на который меня положили, мягкий? Хоть удобно на нём лежать? Мы купили его тридцать лет назад. Так ни разу на нём и не спала. Вообще эти три комнаты построены больше полувека назад и обставлены мебелью в то же время, но в них так и не жили, мебелью не пользовались. Шестьдесят лет прожили с мужем в одной комнатёнке. В ней и детей подняли. Спали на немецкой кровати, доставшейся нам от немцев ещё в сорок втором, когда те драпали, и на моём приданом. Всего много понастроили и не пользовались ничем. Для чего всё это?

Я всё-таки учудила умереть зимой – подолбайте теперь мёрзлую землю. Вот уж, отомстила за всё сразу.

Умереть от страха в наше время – это слишком, но я расслабилась. Расслабилась так основательно, что и не разглядела коварства собственной дочери. К ней не подкопаешься. Вроде подсуетилась, вызвала врачей и быстро согласилась с ними: больная в таком возрасте, это уже старость точит. Во! Понавыучивали эскулапов ставить безошибочно диагноз: «Старость». Все тоже хороши, на старость списали и успокоились. Никогда не чувствовала себя такой ненужной. Видно, и правда, зажилась на этом свете. Надоела всем.

Впервые я почувствовала жжение в груди позапрошлой ночью. На сон грех жаловаться – спала я всегда крепко. Что-то грохнуло на горище, по-видимому, сильно. Этот грохот меня и разбудил. Проснулась в испуге. Сердце колотится, дыхание перехватило. В этот самый момент запекло в груди, будто сковородку раскалённую поставили, и так потянуло, что от частого дыхания чуть не задохнулась. Испугалась не на шутку. Страх быстро прошёл, а жжение больше не покидало, до смерти. И вот нет больше ничего. Я умерла, и всё закончилось. Эх! Пожить бы ещё чуток!

Всегда пустой дом, более походивший на тихую пристань, вдруг наполнился людьми и тут же превратился в какой-то непрерывный базар. Люди, сгорбившись, копошились, толклись, что-то делали, наверное, нужное, шептались, говорили вполголоса, рыдали и искоса поглядывали на меня. Понашло люду разного: знакомые и незнакомые, чужие и близкие, вообще, какие-то даже не наши, сельские, как будто все только и ждали, когда умру.

Приехала Степанида, сестра мужа. В былое время не дозовёшься, а тут, легка на помине. Чего это я? Мы с ней всегда ладили. Ага, вот и Аня пришла, моя младшая сестра. Смешно звучит – младшая, ей семьдесят восемь. Она в голос не плачет. Вопить тоже не будет, но ночью меня одну не оставит. Так и будет сидеть рядышком. Бывало, мы, как встретимся с ней, могли сутками болтать, болтать. Я любила своих сестёр – и Лену, и Аню.

А это кто пришёл? Ненормальная! Чего же ты, Кина, вырядилась в платок с красными цветами? Кина – это соседка из дома, напротив. Она такая интересная. Образования никакого, а руки золотые. Стены и потолок оштукатурит, загляденье! Помню, много лет назад в нашем селе проводили электролинию. Вкопали столбы, слава богу, не по нашей стороне улицы, и протянули провода. Так вот, Кина пару дней не выходила на работу. Шли проливные дожди и многие не вышли тогда на работу. В правлении колхоза заволновались, и председатель распорядился, чтобы счетовод Гаврилыч сходил, справился, в чём дело. Смеху было на весь район! Оказывается, Кина боялась пройти под проводами, чтобы капающая с них вода не ударила током. Всем селом потешались над Киной, а выяснилось, что все, кто живёт на этой стороне улицы, не вышли на работу по той же причине.