Свидетель с заставы № 3

Они с Лифановым жили на границе первый год, и до сих пор им не приходилось встречаться с хищником.

Утром комары стали ещё назойливее. Серов наливал из фляжки в горсть воды и прикладывал к волдырям. Кныш давил комаров с каким-то ожесточением, и шея и лицо у него были сплошь в красных капельках крови, а Лифанов, отчаявшись победить зловредных насекомых, терпеливо переносил зуд и грыз веточку. Ему хотелось курить.

— Надо было убить, — неожиданно сказал Кныш. В тоне его слышались упрёк и сожаление.

— Упустили зверя,— сокрушённо подтвердил Лифанов. Утром и он чувствовал себя куда храбрее.

— Отставить разговоры, — сердито прошептал Серов.

Упрёк в трусости, хотя и не явный, вывел его из равновесия.

Лифанов и Кныш умолкли. Ермолай одним махом уложил сразу дюжину комаров, облюбовавших его лоб, и осторожно раздвинул ветви. Туман над рекой стал гуще, противоположный берег и остров скрылись в нём. Сороки утихомирились, но стрижи попрежнему носились у обрыва.

«Поди, докажи ребятам, что ты не испугался, — с досадой думал Ермолай, — что выстрелы могли обнаружить «секрет». Хотя едва ли нарушитель пошёл бы при такой луне... Конечно, недурно было бы приволочь на заставу тигра. «Кто это убил такого царя?» — спрашивали бы приезжие. — «Да есть у нас такой герой — Серов», — отвечал бы начальник заставы...

Из тумана поднялись крачки и с шумом пролетели над ивняком. Только человек мог спугнуть неугомонных птиц. Серов прислушался и поднёс палец к губам. Кныш и Лифанов прильнули глазами к просветам меж листьями.

Туман навис над водой и медленно наползал на берег.

Ермолай приложил ладонь к уху. Кныш и Лифанов поняли, что старший наряда заметил что-то, ускользавшее пока от их слуха. Они ничего не слышали, кроме визга стрижей.

Ермолаю показалось, что где-то неподалёку плеснула вода. Плеск повторился и на этот раз явственней.

— Сазан! — не утерпев, прошептал Кныш и тотчас умолк.

В тумане вырисовывался какой-то силуэт. Силуэт приближался, и вскоре пограничники рассмотрели, что это была небольшая моторная лодка. Металлический корпус её, покрытый светлосерой краской, сливался с туманом, мотор не работал. На палубе находилось шесть человек, двое гребли короткими вёслами. На носу моторки, вздёрнув дуло, торчал пулемёт. Вот они где, тигры-то!

— Беги на заставу! Предупреди! — едва слышно приказал Серов Кнышу. Никифор уполз.

— Не подпустим? — спросил шопотом Лифанов.

Серов отрицательно покачал головой.

Моторка медленно подплывала к берегу. Обмотанные тряпками вёсла неслышно опускались в воду. Ермолай внимательно рассматривал врагов. Четверо из находящихся в лодке людей, судя по одежде,— рыбаки. На двоих чёрные куртки и широкие, перехваченные у щиколоток штаны, которые обычно носят маньчжурские крестьяне. Один из рыбаков на голову ниже других. Узкие скошенные плечи, маленькое продолговатое скуластое лицо, очки на близоруких глазах — так выглядят уроженцы Южной Японии. В правой руке низкорослый рыбак держал непомерно большой для своего роста маузер. Взмахнув им, он подал новую команду, и гребцы осторожно подняли вёсла. Скрипнула уключина. Низкорослый рыбак сердито оглянулся на гребцов.

«Офицер», — догадался Ермолай.

Теперь моторка двигалась по инерции. Внезапно рыбак, стоявший у пулемёта, оживился и, показывая на берег, что-то быстро проговорил. На серой суглинистой почве ясно были видны следы тигровых лап.

Офицер подал новую команду, и один из солдат (Ермолай не сомневался, что это переодетые японские солдаты) уцепился багром за торчащие с обрыва корневища. Потревоженные стрижи с пронзительным визгом вылетели из нор.

Свежие следы тигра убедили офицера, что людей поблизости нет, и он махнул рукой. Солдат, одетый в крестьянскую одежду, спрыгнул на берег и, быстро вскарабкавшись на обрыв, исчез в ивняке, едва не задев лежащего на земле Лифанова.

— Иди! Бери тихо, — шепнул Серов Лифанову.

Мефодий неслышно скрылся за деревьями. «Ничего, что молод, не упустит»,—подумал Ермолай, продолжая наблюдать из кустов за незваными гостями. А они и не думали отплывать. Прошло несколько томительных минут. Офицер морщился, отмахиваясь от комаров, и Серов не мог разобрать, то ли он молод, то ли стар.

С расстояния каких-нибудь двадцати метров зло глядело дуло пулемёта, готового в любую минуту прошить кусты стальной стёжкой.

Ермолай медленно перенёс руку на гранатную сумку, нащупал и расстегнул пряжку. Комары облепили пальцы, вызывая нестерпимый зуд.

Офицер оглянулся и подал знак рукой. Второй солдат в крестьянском платье спрыгнул на берег, и тотчас на краю обрыва, среди кустов, появился Серов. Размахнувшись, он метнул гранату в нос моторки, туда, где стоял пулемёт...

Через три минуты после того как Кныш прибежал на заставу, «тревожная группа» ускакала к Уссури. В полукилометре от берега всадники услышали один за другим два глухих взрыва, беспорядочные выстрелы и рокот мотора. Густой подлесок заставил пограничников спешиться. Один из бойцов остался с конями, четверо побежали к реке. Кныш первым, за ним начальник заставы Яковлев и пограничники Ивлев и Пейзин.

Выбежав на берег, Яковлев позвал: