— В некотором смысле это похоже на то, что произошло в деле Уильямса, — сказала я. — Потерпевшая сделала свой выбор — Кларенс фон Уильямс, и потом, несмотря на то что настоящий преступник смотрел ей в лицо, признаваясь в изнасиловании и рассказывая подробности, которые мог знать только он, она не могла принять это. Она осталась при своем первоначальном мнении, ошибочном мнении о виновности Кларенса фон Уильямса. После того как лицо фон Уильямса слилось с ее воспоминанием о лице насильника и она «привязала» себя к этому воспоминанию, заявив в суде, что ее насиловал именно фон Уильямс, разделить эти два воспоминания стало уже невозможно. Они в буквальном смысле навсегда слились вместе.
Я потом еще долго обдумывала этот разговор. И лабораторные, и иные исследования снова и снова доказывают, что наша память несовершенна. Соответствующие факты описываются в престижных журналах точным научным языком, методология экспериментов безупречна. Но то, что случилось с Кларенсом фон Уильямсом, привлекло внимание к этим научным фактам, облекло их в плоть и вдохнуло в них душу. Дело Уильямса вывело результаты исследований из стен лабораторий и продемонстрировало их достоверность.
Из-за показаний Салли Блэквелл фон Уильямс мог отправиться в тюрьму на пятьдесят лет. Однако женщина так и не смогла признать свою чудовищную ошибку. Когда она в суде, под угрозой наказания за лжесвидетельство, подписала свои письменные показания, в которых указала на человека по имени Кларенс фон Уильямс как на преступника, лицо этого человека вошло в ее память так прочно, что вся прочая информация уже соотносилась с этим воспоминанием. И когда ей предъявили другое лицо, она была вынуждена отвергнуть его просто потому, что оно не соответствовало лицу, хранившемуся в ее памяти.
Память Салли Блэквелл, стойкая и сильная, сейчас неопасна, по крайней мере для фон Уильямса. Но представим себе другой вариант, в котором «насильник в лыжной маске» не был бы задержан полицией Луизианы. Представим, что видеозаписи его исповеди не существует. Тогда одного этого стойкого «воспоминания» Салли Блэквелл оказалось бы достаточно, чтобы держать Кларенса фон Уильямса в тюрьме в течение многих лет.
9. «Иван Грозный». Джон Демьянюк
Это сомнительное опознание, оно заставляет сердце содрогаться — не дай бог, если все это выльется в ужасный фарс.
Был холодный и дождливый январский день, начало 1987 года — того самого года, когда одно из дел заслонило собой все остальное. Все началось с телефонного звонка из Нью-Йорка.
— Это доктор Лофтус? Доктор Элизабет Лофтус?
Связь была плохая, и треск на линии раздражал слух.
— Да, это Элизабет Лофтус, — сказала я громче, чем говорю обычно.
— Это Марк О’Коннор из Нью-Йорка, из города Нью-Йорка. Я представляю интересы Джона Демьянюка.
Он произнес это имя медленно, по слогам: Де-мья-нюк.
— Мистер Демьянюк — бывший гражданин США, который был обвинен в военных преступлениях и экстрадирован в Израиль, где его должны судить. Пять свидетелей — оставшиеся в живых узники Треблинки — утверждают, что это украинский охранник, которые совершал чудовищные зверства в этом лагере смерти.
— «Иван Грозный», — медленно произнесла я. — Я слышала о нем.
— Нам нужна ваша помощь, — начал О’Коннор. — Все дело против мистера Демьянюка строится на воспоминаниях этих пяти очевидцев, то есть на воспоминаниях 35-летней давности.
Я без всяких колебаний ответила:
— Благодарю вас за звонок, мистер О’Коннор, но, к сожалению, я не могу взяться за это дело.
— Почему не можете?
Три этих простых слова вместе составляли очень сложный вопрос.
— Я очень занята, — ответила я. — У меня сейчас на руках еще три дела плюс занятия со студентами. И еще: я еврейка.
На самом-то деле я думала:
— Но вы еще и лучший в мире эксперт по воспоминаниям очевидцев, и может случиться так, что без ваших показаний невинный человек будет приговорен к смерти. Доктор Лофтус, пожалуйста, выслушайте меня, это все, что я прошу. Слушайте и постарайтесь быть объективной. Я уверяю вас, я клянусь вам, что Джон Демьянюк невиновен. Злобный маньяк, известный как «Иван Грозный», — это не он!
О’Коннор говорил быстро, как бы заполняя воздух словами и стремясь таким образом предупредить любые возражения.