Свидетели войны. Жизнь детей при нацистах

В Лодзи пятилетняя Этти, прижимая к себе тряпичную куклу, серьезным голосом уговаривала ее: «Не плачь, моя куколка. Когда немцы придут, чтобы тебя схватить, я тебя не оставлю. Я пойду вместе с тобой, как мама Рози …» Вытирая краем фартука слезы своей кукольной дочки, девочка продолжала: «Идем, я уложу тебя спать. У меня больше нет для тебя хлеба. Ты уже съела целиком весь сегодняшний паек, а остальное я должна оставить на завтра» [16].

Пока зима сменялась весной, а весна – ранним летом 1942 г., Варшавское гетто тоже оставалось в неведении относительно своей грядущей судьбы, хотя начиная с прошлого лета и осени местные жители уже слышали ужасные истории выживших, приехавших из небольших польских гетто. Внешний вид беженцев поразил Мириам Ваттенберг. Оборванные и босые, «с трагическими глазами голодающих», они выделялись даже в гетто. Больше всего среди них было женщин и детей, многие из которых видели своими глазами, как хватали и даже расстреливали их мужей и отцов. Большинство новоприбывших, имевших не так много имущества и вовсе не имевших связей, необходимых для выживания в гетто, заметно обременяли небогатые общественно-попечительские учреждения. Стремительно опускавшиеся на дно атавистической социальной иерархии гетто беженцы вызывали больше жалости, чем ужаса.

Мириам решила лично посетить один из приютов для беженцев и увидеть все своими глазами. Отдельные комнаты там объединили в большие залы, где вдоль стен стояли импровизированные койки, сколоченные из досок и накрытые лохмотьями. Она увидела полуголых детей, бессильно лежавших на полу. В помещении не было водопровода, и им было негде мыться. Она подошла к «очаровательной маленькой девочке четырех или пяти лет», которая сидела и плакала в углу, и погладила ее по растрепанным светлым волосам. Малышка подняла на Мириам голубые глаза и сказала: «Я хочу есть». Мириам отвернулась, охваченная стыдом, – она уже съела свою сегодняшнюю порцию хлеба, и ей нечего было дать девочке [17].

Толпы нищих на улицах росли – в этом гетто с населением 400 000 человек многим не находилось места даже в приютах для беженцев, и они вынужденно ночевали под открытым небом. В зимние месяцы многие просто замерзали по ночам насмерть. Кто-то мог из соображений приличия прикрыть покойного газетой, кто-то, наоборот, старался воспользоваться возможностью стащить его обувь или одежду. В мае 1942 г. известный педиатр доктор Януш Корчак повсюду наблюдал голодную смерть. Однажды, остановившись на улице, он увидел, как трое мальчиков играют в лошадки рядом с распростертым телом мертвого или умирающего ребенка. Они не обращали на него внимания до тех пор, пока он не запутался в их веревочных поводьях. В дневнике Корчак записал: «Они всячески пытались распутать поводья, теряли терпение, спотыкались о мальчика, лежащего на земле. Наконец один из них сказал: “Отойдем подальше, он мешает”. Они отошли на несколько шагов и продолжали распутывать поводья» [18].

Крупные нацистские концлагеря, лагеря смерти, гетто, места массовых убийств

Любовь Януша Корчака к детям постепенно подтачивала его силы – он тратил слишком много энергии на попытки помочь им в невыносимых условиях. В Варшавском гетто очень немногие дети могли посещать частные игровые площадки и участвовать в спектаклях, как Мириам Ваттенберг или Янина Давид. Многие были вынуждены заниматься попрошайничеством, контрабандой или воровством. На втором году существования гетто в разных приютах находилось 4000 детей. Корчак посвятил свою жизнь заботе о брошенных детях, отказавшись от успешной 30-летней медицинской карьеры, чтобы возглавить образцовый приют. Детский дом Корчака на улице Крохмальной, 92, где детей не разделяли на евреев и неевреев и использовали новаторские педагогические методики, стал культурной интенцией для либерального и светски ориентированного среднего класса Варшавы. Когда в ноябре 1940 г. евреев согнали в гетто, приют переехал на улицу Хлодную, в малое гетто. Тот факт, что Корчак последовал за своими воспитанниками – и упорно отказывался от всех предложений спастись – стал предметом гордости гетто. Это было единственное детское попечительское заведение, которому продолжал щедро жертвовать деньги постепенно тающий класс состоятельных евреев. Пытаясь преодолеть социальную пропасть, углубление которой вело гетто в абсолютную нищету, Корчак окончательно подорвал свое здоровье. Он раз за разом обходил по кругу высокопоставленных обитателей гетто, прося денег, хлопотал перед администрацией гетто и немецкими властями и даже сам носил мешки с детским бельем, чтобы его тайно (поскольку это было запрещено) постирали в немецкой прачечной [19].