Свирель

Только вечером, ложась спать, он вспомнил о нем снова.

«Как он узнал, кто я такой и где я живу? — подумал он. — Ведь я в этом ресторане всего только во второй раз в жизни!»

И ему припомнилось, как кто-то сказал ему, что среди ресторанной прислуги часто попадаются шпионы.

«Может быть, и шпион!» — решил он и лег спать.

На другой день после обеда горничная доложила ему, что его спрашивает какой-то Арбузов. Иванов лежал на диване и дремал. Спать после обеда было не в его обыкновении; он вскочил и виновато стал оправлять на себе костюм.

— Просите! — сказал он.

Вошел небольшого роста приличный господин с очень печальным лицом.

— Арбузов, — отрекомендовался он. —Простите, что, не имея чести быть с вами знакомым, осмелился вас беспокоить. Позвольте присесть!

Он сел и стал тяжело дышать.

— Что скажете? — спросил его Иванов.

Арбузов безнадежно махнул рукой.

— Да такое, знаете ли, случилось, — ответил он, — что, в сущности говоря, и сказать стыдно. В прошлом году схватили моего сына за политические дела и сослали на каторгу. И вот уже целый год, как я и бедная мать не знаем о нем ровно ничего. Ни единой строчки. Истомились душою. Верите ли, не спим по целым неделям... Единственный сын...

Он вытащил платок и вытер им глаза.

— И вот я узнал, — продолжал он, — слухом земля полнится, что и у вас такая же история. Ваш братец, говорят, тоже на Сахалине... Будьте такие добрые, умоляю вас, протяните руку помощи! Если вы имеете с вашим братцем переписку, то не откажите попросить его, чтобы он собрал там на месте справочки о моем сыне и дал вам знать. Семен Алексеевич Арбузов, двадцати трех лет, ссыльнокаторжный, православный... Сделайте такое одолжение! Заставьте вечно бога молить!

Иванову стало жаль его.

— К сожалению, ничего не могу для вас сделать, — сказал он, — мой брат был сослан на Сахалин еще восемь лет тому назад, и с тех пор мы ничего о нем не знаем.

— Почему же-с? — встревожился Арбузов.

— Говорят, он бежал оттуда, но где он в настоящее время и жив ли, нам ровно ничего не известно.

Глаза Арбузова засверкали.

— Значит, побеги оттуда возможны? — спросил он.

— Если сосланный числится в бегах, — ответил Иванов, — значит, возможны.

— И ваш братец за все это время вам ровно ничего не писал?

— Ни единой строки.

Арбузов поднялся с места.

— Какое тяжкое горе свалилось на нашу голову! — сказал он. — Чем я утешу теперь несчастную мать? Одна была надежда на вас...

Арбузов опять прослезился и, горячо пожав Иванову руку, стал прощаться.

В это время в комнату вбежал Витька за карандашом, но, увидев чужого человека, попятился назад.

— Тебе чего? — спросил Иванов.

— Ничего, — ответил Витька и так же скоро выбежал из кабинета.

Лицо Арбузова приняло умиленное выражение.

— Это ваш сыночек? — спросил он.

— Нет, не мой... — ответил Иванов. — Это сын того, сосланного... Мой племянник...

Арбузов глубоко вздохнул и с участием покачал головой.

— Бедный, бедный мальчик!.. — сказал он. — Что-то его ждет впереди?

И еще раз пожав Иванову руку и оглядываясь по сторонам, точно ища выхода, Арбузов надел пальто и высокие калоши и ушел.

Два дня спустя Иванов вышел на улицу и снова встретил

лакея около парадного крыльца. Увидев Иванова, он смутился, точно его застали врасплох, и снял шапку.

— Вы ко мне? — спросил Иванов. — Наденьте шапку!

— Да-с... — ответил он. — Впрочем, нет-с... Как будучи без места... Хожу вот, подыскиваю себе занятий...

Иванов хотел что-нибудь посоветовать ему, ободрить, но в это время точно из земли вырос Арбузов и с радостным видом протянул Иванову руку.

— А я к вам! — сказал он. — Здравствуйте! Бегу — и ног под собою не чую! Поздравьте меня... Письмо от сына получил. Только недавно был у вас, а сейчас вот письмо тут как тут! Бедная старуха просто без ума от радости!

И он смеялся, и в то же время слезы катились у него одна за другой по щекам.

— Ну вот и отлично! — ответил Иванов. — Отчего же он так долго вам не писал? — Какое не писал! — воскликнул Арбузов. — Писал, и много раз писал, да милая почта его письмами печи топила! Уж не знаю, как это-то проскочило! Сжалился господь над нами, стариками! Вот пишу ему на Сахалин ответ, в какой-то Верхний Армудон...

— Армудан, — поправил его лакей.

Арбузов подозрительно поглядел на него и потом строго сказал:

— Вас не спрашивают!

Лакей сконфузился и виновато побрел своей дорогой, а Арбузов продолжал:

— Не желаете ли, я запрошу сына и о вашем братце?

— Сделайте одолжение! — ответил Иванов. — Только вряд ли из этого что-нибудь выйдет!

Они простились, и Иванов отправился по своим делам.

«Все-таки надо было бы сообщить этому старику подробности, — подумал он. — Кто знает, быть может, Григорий еще и жив!»

Но привычка считать брата умершим была сильнее всяких соображений, да и здравый смысл говорил за то, что Григорий погиб. И Иванов вскоре успокоился, что не воспользовался случаем навести о брате справки.

Как-то няня повела Витю погулять. Когда они шли по тротуару, какой-то старичок подошел к ним и дал Вите конфет.

— Как здоровье твоего папы? — спросил он у него.

— У меня папы нет... — ответил мальчик. — Мой папа умер уже давно.