Тяжелейшие военные поражения, обрушившиеся на хунну стихийные бедствия, гибель большого числа воинов и убыль главного источника существования — домашнего скота настолько ослабили и обострили противоречия в Хуннской державе, что она неминуемо клонилась к развалу. Среди членов правящего рода Люан-ди обострилась борьба за престол шаньюя. В этой междоусобице принимал активное участие и правитель дин-линов, сын Ли Лина, который попытался выдвинуть на престол своего претендента. Часть хуннских князей «с несколькими десятками тысяч своего народа» перешли на сторону империи Хань. Правящий шаньюй Хуханье с невероятными усилиями пытался удержать в покорности своих подданных. Решающий удар по единству хунну нанес его старший брат Хутуусы, занимавший пост Восточного чжуки-князя. Он провозгласил себя Чжичжи-шаньюем и захватил ставку. Хуханье бежал. Среди его приближенных нашлись склонявшие Хуханье к переходу на положение вассала ханьского императора. Растерянный шаньюй обратился за советом к старейшинам. Те категорически возражали, утверждая, что «это невозможно», потому что хуннский народ потеряет свое господствующее положение среди других кочевых народов. «Сражаться на коне есть наше господство. И потому мы страшны перед всеми народами. Мы еще не оскудели в отважных воинах». Старейшины считали, что «лучше умереть со славой», чем «сделаться вассалами Дома Хань» и тем самым опозорить себя и своих великих предков, выставить себя на посмешище соседей. Можно сохраниться под властью Китая, но уже нельзя будет «владычествовать над народами»{39}
. Лишь один сановник подал трусливый совет перейти в подданство Китаю, чтобы достичь «спокойствия», иначе шаньюя ждет гибель. Малодушный Хуханье последовал этому совету и с верной ему частью орды направился к Великой стене. Своего сына он отправил служить императору, а фактически отдал в заложники, и «изъявил покорность». Чжичжи-шаньюй также попытался перейти в китайское подданство и послал сына на китайскую службу. Так хунну, без войны н поражения, в результате междоусобицы между родными братьями из правящего рода, превратились в ханьских вассалов. Хань-ский император щедро вознаградил Хуханье. Он пожаловал ему дорогие одеяния, золотую печать, меч с драгоценными камнями, кинжал, лук и стрелы, чеканы, золото, монеты, шелковые ткани, лошадей и сбрую. Обеспокоенный Чжичжи прислал своего посланника с дарами. Хуннские шаньюи соревновались между собой в угодливости. Император принял посла Чжичжи весьма благосклонно. Однако в конце концов китайцы сделали ставку на Хуханье. Чжичжи со своим войском откочевал в Западный край. Он объединил вокруг себя хунну, не признавших Хуханье. На Восточном Тянь-Шане он «ударил на усуньцев, разбил их», затем покорил племена уцзе, гяньгуней и динлинов. Свою ставку Чжичжи расположил в землях древних кыргызов-гяньгуней, находившихся к северу от горного хребта Боро-Хоро. «В них Чжичжи и остался жить»{40}. Из своего «орлиного гнезда» он «неоднократно посылал войска на усу ней и всегда одерживал над ними победу». Империя Хань не оказала своим верным союзникам и вассалам должной поддержки. Думая, что его ставка недосягаема для ханьских войск, Чжичжи потребовал от китайского императора вернуть ему сына, служившего при императорском дворе и находившегося на положении заложника. Император отправил шаньюева сына в сопровождении своего посла Гу Цзи. Взбалмошный Чжичжи, считая себя неуязвимым, убил китайского посланника. Он был недоволен тем, что ханьцы поддерживали и отдавали предпочтение Хуханье, что лишало его возможности объединить под своей властью всех хунну и восстановить единую и могущественную Хуннскую державу. Гибель посла не сразу стала известна у него на родине, в Китае.Среди хуннской орды, возглавляемой Хуханье, росло недовольство своим положением пограничных вассалов» охраняющих ханьскую границу и находящихся на содержании у императорских чиновников. Поддавшись этому настроению, слабовольный шаньюй тоже стал мечтать «вернуться на север» в вольные степи. Но китайцы опасались, что после ухода его «трудно будет удерживать в повиновении». Ханьские послы заключили с шаньюем «клятвенный договор», в котором говорилось: