Свистопляска

Паспорт и водительские права у меня всегда с собой, предъявила. Придется взглянуть на труп, ничего не поделаешь. Поднявшись с песка, я подошла к мертвому телу и посмотрела на лицо умершего, совершенно не предполагая, что увижу. А увидев, чуть сама не пала трупом на месте.

Езус коханый, Гавел!!!

* * *

— Вы и сами знаете, что у отца было железное здоровье, он и тропическую жару переносил не моргнув глазом, — говорил мне убитый горем Яцек, сын Гавела. — И солнечный удар случился бы уж скорее в какой-нибудь Флориде, а не у нас на Балтике. Или в Касабланке, или другой какой Бразилии, черт возьми. А в последнее время он очень следил за здоровьем, давление в порядке, сердце как у восемнадцатилетнего! Что с ним случилось, от чего, холера, человек может вот так помереть, ни с того ни с сего?!

— От убийства, — мрачно ответила я. — Сама бы хотела лучше типун на языке заиметь, но другой причины не вижу. Самоубийство к Гавелу никак не подходит. Самоубийство и Гавел — две вещи взаимоисключающие.

— А они туг что?

— А они, как им и положено, произведут вскрытие. В таких случаях обязаны. Не здесь, на курорте, а в Новом Дворе. Признаюсь, я тоже удивлена, ведь я знала твоего отца многие годы.

— Может, он съел что?..

— Возможно. Гавел любил рыбу.

— Проще пани, я с ними поеду в Новый Двор. Вскрытие, сами знаете, можно сделать по-разному. И добросовестно, и спустя рукава... Прослежу лично!

И Яцек умчался. Я стала решать, куда отправиться, чтобы побыть одной, чтобы Зигмусь не добрался до меня. Хотелось спокойно все обдумать. Смерть Гавела потрясла. Вот такая — внезапная, в нескольких шагах от меня.

Гавела я знала лет тридцать, если не больше, и всегда относилась с симпатией к этому удачливому и талантливому предпринимателю, энергичному, жизнерадостному человеку. В свое время мы оказали друг другу большие услуги и навсегда сохранили дружбу, хотя в последние годы встречались нечасто <Читателям И.Хмелевской этот персонаж знаком по роману «Проклятое наследство»>.

Тот факт, что я сразу не опознала Гавела в громоздком теле, свалившемся на матрас, ничего не значит. Любовником моим Гавел никогда не был, без одежды мне его не приходилось видеть, а к тому же ещё вот в такой кепке с козырьком. Возможно, если бы он был без пляжной кепки, я бы и узнала его. А так лежит спиной вверх, ничком, поди узнай даже хорошего знакомого. К тому же уж кого-кого, а Гавела увидеть на пляже в Морской Крынице я никак не ожидала. Очень богатый с незапамятных времен, он обычно отдыхал на всевозможных экзотических курортах, и я бы не удивилась, увидев его на пляже в Рио-де-Жанейро, Майами, Биарицце, Палермо... Но не здесь!

И вот Гавел умер. Странно как-то умер...

Впрочем, и меня в это спокойное, идиллическое курортное местечко привели совсем не идиллические побуждения. Меня просто заставили сюда приехать. Ну, не физически заставили, а воздействуя на психику. Да, то самое гипертрофированное чувство долга, ответственности...

В данном случае на психику воздействовал некий Болек. Сколько он мне стоил сил душевных — никаким пером не описать. А опекала его потому, что в очень давние времена была смертельно влюблена в отца Болека. На меня, сопливую девчонку, будущий отец Болека (последнего, естественно, в ту пору и на свете не было) если и обращал внимание, то, так сказать, в негативном плане, усматривая во мне воплощение всех зол земных. В общем, разбил он мое сердце, а потом мы надолго потеряли друг друга из виду. Я знала, что он женился, и Болека родила не я, а совсем другая женщина. По прошествии многих лет и нескольких разводов папаша Болека внезапно изменил свое мнение обо мне, и я вдруг превратилась в некое божество, а дети его жен очень ко мне привязались. Особенно Болек. Последовавший затем разрыв с отцом, весьма драматичный, ничего не изменил во взаимоотношениях с его детьми, тем более что, расставаясь со мной, отец Болека расстался автоматически и со своими детьми, что было уже полным идиотизмом. Мужчины откалывают иногда такие неожиданные номера... Болек раз и навсегда поставил на отце большой крест и по инерции рассчитывал теперь только на меня.

В один прекрасный день Болек примчался ко мне в Варшаве жутко взволнованный и умолял летний отдых в этом году провести в Морской Крынице. Против Морской Крыницы я ничего не имела, она мне даже нравилась, раньше я неоднократно отдыхала на этом курорте, но отдыхала совсем не в курортный сезон — в ноябре, в феврале, в марте. Мысль о проведении там июля, с одной стороны, испугала меня, а с другой — заинтересовала.

— А зачем? — полюбопытствовала я, терзаемая этими противоречивыми чувствами. — Зачем мне ехать именно в Морскую Крыниду?

— Потому что я там буду, — угрюмо пояснил Болек. — И сдается мне, поджидает меня там что-то на редкость паскудное. Не спрашивайте, что именно, я и сам не знаю. Пока только нутром чую.

— И что тебе твое нутро подсказывает? Во что ты влип на сей раз?

— С виду во вполне легальное дело. Да я пани рассказывал о нем. Помните, пару недель назад?