Свиток фараона

Воцарилась долгая пауза. Закс-Вилат неуверенно взглянул на Туссена, словно Курсье спросил о чем-то непостижимом, чего вообще и вообразить нельзя. Туссен взглянул на Д’Ормессона, тот пожал плечами и повернулся к Миллекану. Профессор только повторил вопрос языковеда:

— Да, и что тогда?

Хотя Закс-Вилат уже более трех месяцев ничем иным не занимался, кроме поисков гробницы Имхотепа, и рассматривал все возможные и невозможные варианты, выискивая самых способных людей в секретной службе и выбивая для предприятия огромный бюджет, на который можно было перевернуть всю Саккару вверх дном, этот вопрос почему-то не пришел ему в голову. А ведь и правда, что случится, если он действительно наткнется на окутанную тайнами гробницу? Как бы там ни было, четкого плана не существовало. Никто не знал, что им делать в такой ситуации. Консула загнали в угол, но отвечать на этот вопрос нужно было в любом случае.

— Если это случится, — после довольно продолжительной паузы сказал Закс-Вилат, — нужно сразу же засыпать вход и хранить молчание, пока не поступят инструкции из Парижа.

Этот ответ не способствовал рабочему энтузиазму в команде, ученые продолжали задавать вопросы, но в них главным образом угадывалось безразличие. Черт бы побрал всех их вместе с «Deuxieme Bureau»! Безысходность и беспомощность настигли их дома, во Франции, заставив решиться на это предприятие. Их судьбы были в руках секретной службы, которая способна разрушить их жизнь. И теперь в душах ученых крепло смешанное чувство упрямства и негодования. Именно поэтому Закс-Вилат посчитал необходимым обратиться к присутствующим со словами:

— Каждый из вас знает, почему он оказался здесь, и каждый должен выполнить свой долг перед отечеством.

— Vive la France! — такими словами, в которых чувствовалась явная ирония, но над которыми непозволительно было шутить ни одному французу, Курсье отреагировал на заявление консула.

В тот же миг все взоры обратились на него, и Курсье, опасаясь неприятного скандала, сказал:

— Рано или поздно мы встретимся с британцами, египетскими националистами или немцами. Что делать тогда?

Закс-Вилат, поспешив ухватиться за этот вопрос, ответил:

— До этой ситуации просто нельзя допускать! Но «Deuxieme Bureau» ясно, что такое может произойти. В данном случае действует основной закон о неразглашении. Это значит, что вы не должны вызвать у них сомнение в том, что занимаетесь чем-то другим помимо археологической деятельности. Вы должны постараться придать всему предприятию вид исключительно научного исследования. В ваших чертежах и эскизах ни в коем случае не должно упоминаться имя «Имхотеп». Разговоры о положении дел нельзя вести при рабочих или в пределах слышимости: вам следует опасаться, что кто-то из них может владеть французским языком. Если возникнет неожиданная конфронтация, или конфликт, или ситуация, которая потребует немедленного прекращения работ, задействуйте кодовое слово «фараон». Его можно передать через кого-то устно, а также в письменном виде или в телеграмме, направленной в центр, в Александрию. В этом случае следует, насколько позволит обстановка, замести следы и ждать новых указаний.

Кодовое слово наверняка вызовет у читателя усмешку, ведь оно подчеркивает глупость, с которой иногда секретные службы подходят к решению проблемы. Частенько хорошо подготовленные акции с использованием большого количества людей и средств терпели крах из-за таких пустяков. Конечно, идея взять кодом слово «фараон» была понятна, ведь она просто витала в воздухе. И нет ничего удивительного в том, что французы, как и англичане, организовали секретный проект под одним и тем же названием. На тот факт, что Имхотеп вовсе не был фараоном, обращали внимание лишь в последнюю очередь.

Тем временем Эмиль Туссен раскурил трубку и, выпуская в воздух сладковатые клубы дыма подобно пыхтящему паровозу, злобно косился на лист Курсье. Тот, перехватив его взгляд, придвинул бумагу и сказал:

— Я уже сотни раз перечитывал эти строки, поверьте мне, но не продвинулся ни на шаг.

В порыве ярости, спровоцированном подчеркнутым безразличием собравшихся, профессор Д’Ормессон ударил кулаком по столу. Он был единственным, кто, будучи удовлетворен судьбой, даже радовался участию в необычном исследовании.

— Таким образом мы никогда не сможем добиться результата! — взволнованно воскликнул он. — Что же нам делать с этими смешными строчками и с такими же обрывками слов, когда нет уверенности, что это куски той самой каменной пластины, которая содержит точные указания. Нам нужны конкретные факты, следы, а не предположения!

Этими словами Д’Ормессон крепко поддел профессора из Лувра. Нет ничего более уязвимого, чем достоинство профессора. Миллекан вытащил из нагрудного кармана пиджака небольшие очки с круглыми линзами в позолоченной оправе, грациозным движением заложил изящные металлические хомутики за уши, взял в руки лист и сделал вид, будто собирается делать доклад.