Свобода

Жили они в крохотной двухкомнатной квартире, в «хрущeвке», даже в полуторке, как говорила Оксана. Те самые полкомнаты были ее, там с трудом помещалась кровать, поэтому дома Оксана не задерживалась, а с появлением отчима и вовсе не желала там появляться. Старалась приходить домой как можно позже, в ночь. Где она проводила время, мать не спрашивала. Последние два года были адом и для матери и для дочери. Новый папа Толя стал проявлять свой бешеный нрав, и порой избивал мать. Та плакала, но ничего сделать не могла. Оксана предлагала ей подать заявление в полицию, но та боялась. А Толя требовал денег, когда ему не хватало на «опохмелиться». Мать экономила, как могла. Складывала сбережения в специальную коробочку, которую прятала в платяном шкафу. Но как-то совсем недавно Толя обнаружил коробочку и устроил скандал с последующим избиением матери, но после уразумел мудрость поступка жены, объяснив, что про запас должно что-то быть всегда, и даже сам старался эту коробочку не трогать.

Оксана трижды поступала в театральное училище, и трижды проваливала экзамены. Кем она только не успела поработать за все это время! Порой не на одном месте одновременно, собственно, как и ее мать. На личную жизнь, как и на подготовку к экзаменам у нее вечно не хватало времени. Всех школьных друзей и подруг она растеряла. А новые с ее жизнью не появлялись. Довольно часто она проводила время в сомнительных ночных клубах, где обзаводилась такими же сомнительными знакомствами. Но друзьями никого из той молодежи назвать было нельзя.

Ночами Оксана плакала в своей каморке, вторя матери, но как изменить жизнь, она придумать не могла. Ни сильный характер, ни воля, ни привлекательная внешность не помогали. Она, как она сама говорила, была будто проклята за что-то.       Она была в плену, на дне, у позорного столба, в тюрьме.

– Я в рабстве у судьбы, – говорила она матери, – но каждый выбирает свою судьбу сам, и жизнь, и путь. И счастье свое каждый кует сам. Говорю тебе, мама, прописные истины. Все еще получится. И поступлю я, наконец, в этот чертов театральный. И буду я звездой, и будет у нас много денег.

– Замуж бы тебе, – не слушая, бормотала мать.

– Эх, мама, это уж, как повезет. Да и… Ты бы Толика прогнала.

– Оксана… да я бы, но, как… и перед соседями стыдно. Живем, итак, как… Боже ты мой, за что же это мне такое?

– Спокойно, мама, все будет. Ты только бить себя не позволяй. Я вмешаюсь…

– Ох, только не надо, дочка, прошу тебя. Только хуже будет.

– Да куда уж хуже, мам?

А хуже оказалось куда. Толя как-то, находясь в соответствующем подпитии, довольно таки агрессивно пристал к Оксане в ее комнате, и уже принялся ее раздевать, как та схватила лежащие на столе ножницы и приставила их к его глазам.

– Мне наплевать, Толя, я просто вырежу твои поганые зенки и выброшу их в мусорное ведро! Хочешь проверить? – грозно произнесла она.

С тех пор Толя к Оксане не подходил. Но в тот же день, она, все еще, будучи в возбуждении, заявила ему:

– А будешь бить мать, я тебя убью…

Толя лишь ухмыльнулся.

Зимой Оксана окончила курсы парикмахеров, и устроилась в простенький салон красоты. Устроилась в марте. Но за два месяца эта работа ей так опостылела, что она еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться прямо во время обслуживания клиентов. А через два месяца очередная попытка поступления в институт. А готовиться некогда, да и негде. Да и в совокупности, что семейная, что, так называемая, профессиональная жизнь, ее так придавили, что она чувствовала, что находится на последнем издыхании.

Она была на дне, у позорного столба, в тюрьме. Вокруг клокотала бездна.

– Ничего, – говорила она себе, – и не такое бывает, в мире и не так еще живут, я справлюсь, лишь бы характер не подвел, черт бы его побрал.

Но черт его не побрал.

Накануне майских праздников Оксана обслуживала клиента, толстую, прыщавую женщину, видеть которую в зеркало, она просто не могла. А за окном шумела весна! А Оксане двадцать один год! А она одна, и после того, как закончится ее смена, она также останется одна, она пойдет искать тихий безлюдный угол, чтобы там хоть как-то попытаться готовиться к экзаменам в институт, и никто ее не поддержит… а дома несчастная мать, отчим свинья, теснота и нищета. А за окном чудо! Радость! Любовь! Весна!

– Девушка, вы про меня не забыли? – просипела женщина.

Оксана, не сказав ни слова, продолжила стричь.

– Девушка, а вы бы не могли не жевать, когда работаете? Я про жвачку.

Оксана бросила взгляд в окно.

– Вот эту? – спросила она и надула огромный пузырь, который громко лопнул.

– Девушка, можно вы не будете меня обслуживать?

– С удовольствием!

– Хамка! Мне нужен администратор!

Администратором была парикмахерша, стоявшая в углу салона и обслуживающая другого клиента.

– Я вас слушаю? – спросила она, подойдя к клиентке.

– Да не слушайте вы, Любовь Львовна. – Оксану пробрало на смех.

– Хамит, жует жвачку…

– Я поняла. Сейчас к вам подойдет другой мастер.

– Оксана, на минутку, – попросила администратор.

Они вышли из зала в маленький кабинет.