– Ты прав, так оно и было. Не стану лгать. Так было в течение трех месяцев. Двадцать пять лет назад. Прежде чем я полюбила тебя и провела с тобой всю жизнь.
– О, какая это была прекрасная жизнь. “Все шло вкривь и вкось”. Если не ошибаюсь, именно так ты выразилась. Хотя реальные факты, на мой взгляд, говорят об обратном.
Патти поморщилась, по-прежнему не открывая глаз.
– Может быть, просто перечитаешь еще разок, цитируя самое неприятное? Если хочешь, давай. И поставим точку.
– Честно говоря, больше всего мне хочется засунуть эту штуку тебе в глотку. И посмотреть, как ты подавишься.
– Прекрасно. Разрешаю. Для меня это в некотором роде станет облегчением.
Уолтер с такой силой стискивал листы, что у него свело руку. Он расслабил пальцы и выпустил рукопись.
– Мне больше нечего сказать. По-моему, основные вопросы мы решили.
Она кивнула:
– Да.
– Я больше не хочу тебя видеть. Не хочу находиться с тобой в одной комнате. Не желаю больше слышать имя этого человека или иметь дело с кем-либо из вас двоих. Никогда. Я хочу остаться один и всласть поразмыслить о том, что столько лет было впустую потрачено на любовь к тебе.
– Понимаю. – Патти вновь кивнула. – Но – нет. Нет, я с этим не согласна.
– Мне плевать на твое согласие.
– Знаю. Но послушай. – Она шмыгнула носом, собираясь с силами, и поставила кружку с кофе на пол. От слез у нее подобрели глаза и покраснели губы, она прямо похорошела, только Уолтера она больше не волновала. – Я не хотела, чтобы ты это читал.
– Тогда какого хрена эта штука делала в доме, если ты не хотела ее мне показывать?
– Веришь или нет, но я говорю правду. Я писала ее для себя, чтобы измениться и стать лучше. Нечто вроде терапии. Вчера вечером я дала ее Ричарду – в попытке объяснить, почему я осталась с тобой. Почему я всегда предпочитала тебя. Я до сих пор хочу быть с тобой. Я понимаю, ты прочел ужасные вещи, даже представить не могу, насколько ужасные, но речь ведь не только о них. Я писала это, когда была в депрессии и думала только о плохом. Но со временем мне стало лучше. Особенно после того, что у нас было, – мне действительно стало лучше! Как будто мы наконец сделали решительный рывок. Разве ты не почувствовал себя лучше?
– Не знаю.
– Я ведь писала о тебе и хорошее, не правда ли? Намного больше хорошего, чем плохого. Сам увидишь, если будешь объективен. Конечно, не будешь, но тем не менее это же очевидно – что ты был добрее ко мне, чем я заслуживала. Что ты – самый замечательный человек из всех, кого я знала. Что вы с Джоуи и Джесси – вся моя жизнь. Что черен лишь один уголок моей души – я один раз, ненадолго, сделала ошибку…
– Ты права, – хрипло ответил Уолтер. – Я действительно отчего-то проглядел все плюсы.
– Но они есть, Уолтер! Может быть, когда ты успокоишься и подумаешь, то вспомнишь, что так оно и было.
– Я не намерен об этом задумываться.
– Не сейчас. Потом. Даже если ты не захочешь со мной разговаривать, то, может быть, хотя бы отчасти простишь меня…
Свет в окнах внезапно потускнел – по небу пронеслось облако.
– Ты сделала худшее, что только можно было сделать со мной, – сказал Уолтер. – Самое худшее, и ты об этом знала, но тем не менее решилась. Как по-твоему, о чем здесь думать?
– Мне так жаль. – Патти снова принялась плакать. – Так жаль, что ты не можешь взглянуть с моей стороны. Так жаль, что это случилось.
– Оно не “случилось”. Ты все сделала сама. Ты трахалась с каким-то ублюдком, а он оставил эту дрянь на моем столе, чтоб я ее прочел.
– Господи, Уолтер, у нас был просто секс, и больше ничего.
– Ты позволила ему прочесть то, что не позволила бы мне.
– Это был просто секс, четыре года назад. Ничто по сравнению со всей нашей жизнью.
– Послушай. – Уолтер встал. – Я не собираюсь шуметь. Особенно когда в доме Джессика. Но, ради бога, не лицемерь, иначе я тебе башку оторву.
– Я вовсе не лицемерю.
– Патти, учти. Я не стану орать и ругаться – я сейчас выйду из комнаты и не желаю тебя больше видеть. Учти, вообще-то мне нужно в этом доме работать. А потому я не стану переезжать.
– Знаю, знаю, – сказала Патти. – Я понимаю, что мне придется уехать. Подожду, пока Джессика уйдет, а потом уберусь. Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь. Но я должна сказать кое-что, прежде чем уйти, просто чтоб ты знал. Я хочу, чтоб ты понял, каково получить удар в самое сердце. Вот что я чувствую, оставляя тебя с твоей помощницей. Как будто с моей груди заживо сдирают кожу. Я не выдержу, Уолтер. – Она умоляюще взглянула на него. – Мне больно, и я ревную. Не знаю, что делать.
– Переживешь.
– Может быть. Однажды. До какой-то степени. Но понимаешь ли ты, что мне больно прямо сейчас? Понимаешь, что речь о том, кого я люблю? Ты вообще в курсе, что происходит?
Ее обезумевшие, умоляющие глаза стали в этот момент настолько невыносимыми, отталкивающими для Уолтера – вызвали такой пароксизм ненависти, напоминание о боли, которую они причинили друг другу в браке, – что он начал кричать, почти против воли: