Свобода и любовь (сборник)

Нет, не простит ее Владимир! Не забудет! Если бы на зов его пришла в то утро, ничего бы не было. Потеряла она его теперь, навсегда потеряла! Не как мужа-любовника, а как друга-товарища. Не поверит больше Володя Васе. Не сочтет ее «своей опорой»…

Прислонилась Вася к той самой белой акации, что так пышно весною белыми гроздьями цвела. Глаза закрыла.

Зачем не она отравилась? Зачем она еще жива?…

– Василиса Дементьевна! Вас Владимир Иванович зовет. Это Иван Иванович кличет. Сам на автомобиле уезжает.

Куда? Может быть, с поручением к сударушке? Но Васе теперь все равно.

Того, что было, не вернешь.

Жарко, томительно печет летнее солнце, Спущены шторы. Владимир дремлет. Вася возле изголовья Володиного на коленях стоит, мух отгоняет.

Пусть спит Володя. Пусть отдыхает. Намучился.

В доме только Вася да Володя. Мария Семеновна за покупками ушла. Вася-рассыльный в разгоне.

Васе приятно, что она одна с Володей. Будто сейчас он весь принадлежит ей, ей одной… Такой беспомощный и слабый.

Если бы только понял! Если бы в сердце ее заглянул… Увидел бы, как горячее Васино сердце любит его. Как истомилось оно, нахолодалось, ласки Володиной просит… Почему Володя с ней всегда так молчалив, угрюм? Никогда в глаза не посмотрит… Не так подушку поправишь, раздраженно так скажет: «Тоже сестра милосердия! Подушки поправить не умеет!»

Конечно, с больного что спросишь? А все-таки… Почему это так? Неужели не простит? Никогда? И останутся они жить вместе, а будет вот как сейчас: на сердце холодно, одиноко, жутко?

Глядит Вася на Владимира. Знакомое, милое лицо. И ресницы точно лучи. Их-то Вася полюбила первыми… А он Васину косу. Косы-то и нет!..

Как в сказке: косой приворожила, косу срезали – любимый-то и ушел… А как любились-то! Тогда, в семнадцатом году… И потом, когда белые наступали… В ту ночь, когда вместе шли заговорщиков арестовывать…

– Убьют меня, Вася, смотри дела ни на час не отпускай. Плакать потом будешь.

– И ты тоже, Володя. Обещаем друг другу. – За руки взялись, в глаза поглядели и скорее за дело… А ночь-то была морозная… Звезды рассыпались по небу… И по снегу хрустели шаги отряда, с которым шли Вася и Владимир…

Вспоминает Вася, а сердце будто от луча прошлого жаркого счастья тает и тает… Не плакала Вася, как горе стряслось, не жаловалась. Терпела. Себя забывала. А сейчас текут слезы по щекам, да не злые, не горькие, а сладко-грустные. Плачет Вася о прошлом счастье, о том, что ушло и чего не вернешь… Ничем! Никогда!..

– Вася, а Вася?… О чем ты?

Володя голову с подушки приподнял, на Васю глядит, а глаза не чужие, невидящие, холодные, а свои, родные, Володины глаза, ласковые, жалеющие, хоть и печальные.

– О чем, Васюк? О чем, мой бедный, плачешь? – И ласково так руку на Васину кудрявую голову положил.

– Володя, любимый! Драгоценный мой, простишь ли меня? Простишь ли?

– Глупенькая ты, Вася… Что мне-то прощать?… Не плачь так. Давай поговорим. Сядь сюда, ко мне поближе. Вот так. Живем в молчанку, обоим только тяжелее.

– Только тебе нельзя волноваться… Я боюсь, милый. Лучше другой раз.

– Нет, другой раз не скажется… Дай душу облегчить. Замучился я, Вася. Потому и из жизни уйти хотел… И сейчас, хоть жить охота, а выхода не вижу…

– Поищем вместе, Володя! Не чужая же я тебе стала.

– Ты все знаешь, Вася?

– Знаю, – кивает головою.

– Теперь поняла мою тоску? Мою муку?… А ты меня все глупостями попрекала… Савельевым изводила.

– Знаю, Володя.

– И в другом ты ошиблась: ты думала, что там любовь?… Да? Нет, Вася. Любить я люблю только тебя, моего ангела-хранителя, друга моего верного… А там, Вася, другое, совсем другое… Хочешь, назови «увлечением», чем хочешь, только то не любовь… А ты меня ревновала, подозревала, за мной шпионила…

– Никогда, Володя, никогда!

Ну, как же «никогда»? А помнишь историю с материей? Помнишь, как допытывалась: почему от тебя духами пахнет? Или: где живет Савельев? Покажи да покажи!

– Я не шпионила, Володя… Это неверно. Меня догадки мучили… Я их гнала, Володя. Я не хотела тебя подозревать. Я не хотела в тебе разувериться.

– Пускай догадки. А все-таки ты ревновала. Прямо не говорила, а мучила меня… Терзала… Да что там говорить! Оба виноваты. – Молчание. Оба думают.

– Володя, неужели такая и будет наша жизнь теперь? – с тоскою спрашивает Вася.

– Не знаю, Вася… Я сам сбился. Не знаю, что и делать.

И опять оба молчат. Много на душе у обоих, а друг до друга добраться не могут. Стенка выросла.

– Может, Володя, тебе в самом деле с ней, с той, лучше будет? – осторожно спрашивает Вася и сама удивляется, что не больно ей так спрашивать.

– Вася! Вася! Не веришь ты мне, вижу я!.. Неужели даже то, что я на смерть шел, когда понял, что тебя теряю, и это тебе не показатель, кого я люблю? – Упрек не только в голосе, упрек в глазах…

Задрожало сердце радостью, счастьем озарились карие Васины очи…

– Володя! Муж мой желанный!

На грудь к нему припала, руками шею обвила, губы Володины ищет.

– Нет, не надо так, Вася! Успокойся, Васюк!.. Видишь, сил моих нет… И целоваться-то еще не могу…

Улыбается Владимир, Васину голову гладит, а в глазах опять печаль…