Свобода и любовь (сборник)

Только бы пришел. Только бы ничего не случилось… А вдруг он уже пришел после того, как Наташа легла, мелькает неожиданная надежда-мысль. И в белом халатике, с распущенными волосами и гребнем в руке, Наташа бежит по коридору. Встречные удивленно сторонятся, женщина, моющая пол, ворчливо отодвигает ведро. Наташа задела его, плеснула воду, залила ковер.

– Простите.

Номер Семена Семеновича по-прежнему пуст. Постель не смята.

«Что же это значит?!» Наташа садится на его постель, решая, что она именно здесь будет дожидаться его. Тут будто ближе к нему. Его вещи, его старая брючная пара, жилет. А вдруг Анюта приехала? И теперь бедный Сенечка с ума сходит, что они встретятся. Может быть, ей следует уехать. Но как успокоить Сеню, предупредить, что ее уже нет, что он спокойно может привести Анюту в гостиницу. Позвонить по телефону к профессору? А если Анюта там? Да и вообще ей строжайше запрещено звонить по телефону.

Мысль, что Сеня может привести сюда Анюту, заставляет ее соскочить с постели и окинуть комнату зоркими глазами. Нет ли «улик»… Ее вещей, книг.

Потом, притворив дверь, она возвращается к себе…

Десять часов… Половина одиннадцатого… Одиннадцать. Половина двенадцатого… Час. Наташа перестала прислушиваться. Ей кажется, что она его вообще уже не ждет, что у ней погасла всякая надежда когда-нибудь увидеть Сеню… Кто знает, жив ли он еще. Могло случиться несчастье, он такой близорукий… Его могли переехать, расшибить… Если б он был жив, неужели, неужели он не нашел бы способа успокоить ее, дать ей только краткий знак: «жив»?

Если так упорно молчит, есть, значит, что-то страшное, серьезное, непоправимо жуткое.

Наташа сидит с закрытыми глазами. Дневной свет режет, мучает… Ночью она звала день, сейчас ей жалко ночных часов: тогда была еще надежда… Что с ним? Что? Может быть, он в больнице. И никто не знает. Может быть, зовет ее. Если до трех часов он не придет (обычное время, когда Сеня днем забегает), она телефонирует к профессору. Будь что будет. Наташа берется за приборку комнаты, «на всякий случай»… И вдруг именно тогда, когда Наташа решила более не ждать, не прислушиваться, резкий стук в дверь.

– Войдите!

Предчувствие леденящими мурашками пробегает по телу.

Мальчик-посыльный подает письмо. Конверт упрямо не разрывается… Скорей, скорей узнать…

«Со мной приключилась неожиданная неприятность. За обедом начались такие острые колики в желудке, что пришлось лечь и послать за врачом. Температура поднялась до 40. Врач опасался аппендицита. Боли непередаваемые. Два раза мне впрыскивали морфий. Но сегодня уже лучше. Доктор только что был, говорит, что все обойдется и операция не нужна. Температура 37,8, а боли есть, но терпимые. Нужен полный, безусловный покой… Не тревожься за меня. Более идеального ухода, чем в семье профессора, найти невозможно. Они возились со мной всю ночь. Посылаю к тебе за книгами. Это предлог. Я сказал, что в отеле встретил знакомую русскую семью и прошу отобрать для меня и прислать мне книги. Возьми, что попало. Мне не до книг. Помни: ни писать, ни телефонировать сюда нельзя. Целую твои ручки.

Твой Сеня».

«… Бедный, бедный Сенечка…»

Будет ли ответ? Мальчик-посыльный терпеливо ожидает, когда Наташа дочитает письмо.

Ответ, ах да. Конечно. Посидите пока, я сейчас принесу книги. Она спешит в его комнату, будто действительно должна что-то сделать для него. Душа застыла, онемела. Наташа еще не ухватывает случившегося. Хочется написать ему хоть строчку, одну строчку, тревогу, любовь, любовь беспредельную. Пусть не заботится о ней, она все вынесет, только бы знать, что он жив, что он «есть».

Холодными, застывшими от внутренней дрожи пальцами Наташа пакует книги. Мучает, душит желание приложить записку. Совсем маленькую, коротенькую… Нет, нельзя. Лишнее волнение. Еще увидят, спросят. Ему придется «выворачиваться». Он плохой выдумщик, милый, бедный Сеня. До того ли сейчас. Книги вручены мальчику-посыльному. И Наташа опять одна в своем номере-»одиночке».