Небольшой стек вдруг замахнулся и ударил бродягу по лицу. Замах пришел из-за спин Хадсона и Берри, и Грейтхауз развернулся в сторону новой угрозы, прокляв себя за потерю бдительности из-за этого богом забытого нищего.
Там стояло трое мужчин — все в плащах и треуголках. Человек, который держал кнут, был тем самым, что сидел в углу в «Четырех Диких Псах». Вблизи его лицо показалось более широким, брови — более тонкими, а крючковатый нос был настолько острым, что при чихе мог проткнуть кого-нибудь насмерть.
— Убирайся отсюда, кусок дерьма! — сказал незнакомец с кнутом, и голос его был холодным, как ноябрьский ветер. Кнут поднялся для нового удара.
Бродяга отполз назад, его один зрячий глаз наполнился страхом. Хадсон заметил пустой ящик чуть позади нищего и потертое грязное одеяло, расстеленное на земле. Внезапно к попрошайке, похоже, вернулись когда-то покинувшие его чувства, потому что из своего скрюченного состояния он вдруг выпрямился, одернул свою жалкую рубаху тонкими иссушенными руками и обратился к Хадсону тоном, преисполненным величайшего достоинства:
— Да будет вам известно… сэр… что
— Не надо, — сказал мужчина с кнутом в руке, когда рука Берри извлекла несколько серебряных монет из кошелька. — Вы просто выбрасываете деньги на ветер, мисс. Здесь поблизости ходят сотни таких, как он. Лучше позволить им умереть, чем продолжить эту пытку из милосердия, — дымчатые глаза этого человека были лишены всяких эмоций, его крючковатый нос не морщился от отвращения, выражение лица было полностью бесстрастным. Взгляд обратился к Хадсону. — Вы не согласны?
— А с кем мне предлагают согласиться или не согласиться?
— Меня зовут Фрост. Это господа Карр и Уиллоу. Вы расспрашивали в таверне о молодом человеке по имени Мэтью Корбетт.
— Все верно. А вы почти всю дорогу следовали за нами.
— Это тоже верно. Вы знаем кое-кого, кто мог бы помочь вам.
— В самом деле? — густые брови Хадсона взметнулись. — Подумать только! Три добрых самаритянина сыскались в Уайтчепеле? Очень в этом сомневаюсь. Кто вы такие и в чем ваш интерес?
— Пойдемте с нами. Это через две улицы, «Гордиев Узел». Вы все узнаете.
— Я так не думаю. У меня есть прекрасная возможность подраться прямо здесь, на улице. Ни у меня, ни у моей компаньонки нет никакого желания быть ограбленными, оглушенными ударом по голове из-за угла и сброшенными в реку. Видите ли, у нас на сегодняшний день были иные планы.
Фрост рассмеялся, но звук получился прохладным. Глаза и выражение лица его не выдали никаких эмоций и остались безучастными в этом процессе.
— Мы не… — он помедлил и решил начать сначала. — Нас
— Каждый мужчина, каждая женщина и даже каждый ребенок в Уайтчепеле — жестокий. Здесь не живут, а
— Как угодно. Есть одна женщина в «Гордиевом Узле», она желает поговорить с вами как раз о Мэтью Корбетте. — Фрост, как казалось Хадсону, очень сильно старался разговаривать так, словно он явился сюда из любой другой части Лондона, а не из этого лона отчаяния. — Она может вам помочь.
— Как ее зовут? Какая-нибудь Дубинка-Берта?
— Мне не
— Нет, спасибо.
Фрост пожал плечами. Лицо его было столь же непроницаемым, как и у двух его спутников.
— Что ж, дело ваше. Хотя немного нелепо позволить хорошей возможности ускользнуть от вас, как песку сквозь пальцы… но это
— Так ли, — ответил Хадсон тем же тоном, при этом сохраняя непроницаемое выражение и на собственном лице.
— Бог вам в помощь в таком случае. Хорошего дня, мисс, — Фрост коснулся кончика своей треуголки, почтительно кивнув Берри. — Нам пора откланяться, друзья, — обратился он к своим молчаливым спутникам. Они пересекли улицу, миновали вагон с сеном, который тянула целая команда грузчиков, на первый взгляд походивших на бледные трупы. Хотя с более близкого расстояния впечатление почти не менялось: словно старые мученики, сошедшие с осколков разбитой церкви, взялись за работу своими серыми руками, коснувшимися небесного свода, а лица их были безразличными и спокойными, как гладь времени.
— Вы с ума сошли? — спросила Берри, клацнув зубами от злости.