Свобода Маски (ЛП)

— Я молюсь, чтобы и он сам вскоре не лежал под таким…

— В больнице он и ваша мать пользуются огромным уважением. Врачи сделают все возможное.

— Я знаю, — он все еще всматривался в серый пейзаж за окном, вглядывался в серый день. Затем тяжело вздохнул, силы оставили его. — Я должен вернуться в больницу и побыть с ним. А что будете делать вы?

— Уйду, — сказал Мэтью. — Пока еще не уверен, куда направлюсь.

— Я бы сказал, что нам жаль, что мы втянули вас во все это, но вы и без того были втянуты в махинации Фэлла еще до вашего прибытия в Англию.

— Это ведь и сделало меня для вас удобной наживкой, не так ли?

— Конечно. Когда вы вернетесь в колонии, вам стоит держать ухо востро. Если два человека не могут спасти страну, не могут они спасти и сборище маленьких стран, связанных торговлей, историей и обстоятельствами. Я полагаю, «Белый Бархат» скоро покажется и в Нью-Йорке.

— Возможно, вы правы.

— Я прав, — Стивен одарил Мэтью тонкой, холодной улыбкой. — Когда будете сидеть за столом и наблюдать за тем, как негодяи поднимают свои кружки с «Бархатом», вспомните этот разговор, потому что здесь у вас был шанс изменить будущее.

— Кстати, об этом, — сказал Мэтью. — Вы говорили своему отцу, что план еще может сработать. Почему вы так сказали, если уже пришли к столь плачевным выводам?

— Ему ведь нужно за что-то цепляться. Без этого он бы сдался и умер. Я люблю своего отца, как любил и свою мать, сэр. Я уверен, на моем месте вы поступили бы так же.

Мэтью не ответил, но он прекрасно знал, что этот молодой человек прав.

— Хорошего вам дня, — сказал Стивен. Он бросил на стол монеты за кофе и поднялся.

Мэтью посмотрел, как он встает из-за стола, затем надевает свой светло-серый плащ, плотнее запахивается в него и, борясь с храбрым ветром, покидает кофейню, после чего направляется на Кейбл-Стрит.

Некоторое время Мэтью сидел в одиночестве, раздумывая над услышанным. Наконец, он вернул в карман бумагу с вызовом для Профессора Фэлла, встал, накинул плащ с маской Альбиона, спрятанной внутри, приладил треуголку и двинулся вперед, навстречу своему будущему.

Глава двадцать седьмая

Мэтью обнаружил себя возле склада, на котором обитало Черноглазое Семейство.

Ветер дул с остервенением, небеса укутывали серые облака, походившие на толстый железный доспех. Некоторое время Мэтью ходил бесцельными кругами, когда покинул «Восходящее Солнце», хотя в этот день, казалось, солнце и не думало хоть когда-нибудь восходить. Молодой человек понимал, что ему нужно поспать. Он думал, что если удастся урвать хотя бы час или два сна, можно будет взглянуть на сложившуюся ситуацию более ясным, трезвым взглядом, и именно за этим он решил прийти сюда. Два часа поспать, а после этого можно было направиться в центр города, чтобы разыскать Гарднера Лиллехорна. С истинной досадой он подумал, что лучше бы Хадсон явился в Лондон без Берри. Что же теперь с этим делать?

На улице было тихо, тишину нарушал только непрекращающийся шум разъезжающих по дороге вагонов и повозок, который уже перерос в фоновый и незаметный гул. Мэтью начал подниматься по ступенькам к двери, которая была заколочена досками, как и окна.

Затем он увидел пятна крови под своими ботинками, и совершенно неожиданно холод пронзил его, как ледяной клинок.

Он толкнул вперед дверь, которая лишь казалась забитой досками…

… и попал на поле бойни.

Первое тело, которое попалось ему на глаза, когда-то звало себя Паули. Мальчик лежал в луже собственной крови и был едва узнаваем: лицо его превратилось в кровавое месиво. Сердце бешено заколотилось, Мэтью опустился на колени рядом с телом, пытаясь найти призраки жизни, но не нашел ни одного. Горло было перерезано, лицо полностью деформировалось от ударов, оба глаза были выколоты. На лбу виднелась еще одна глубокая рана, покрытая коркой запекшейся крови, что указывало на то, что убийство произошло несколько часов назад… эта рана на лбу имела форму перевернутого креста.

Мэтью встал. Он отшатнулся на шаг, ибо у стены совсем рядом лежала еще одна забрызганная кровью фигура. Пришлось подойти ближе, чтобы идентифицировать личность. Возможно, этот изуродованный труп недавно именовался Уиллом Саттервейтом, но сказать наверняка было нельзя — лицо тоже сильно изуродовали, горло перерезали, а лоб пометили перевернутым крестом, глаза выкололи.

Все это место пахло жестокостью и раскаленным насилием, не поддающимся никакому описанию. Мэтью подошел к третьему телу. Этого молодого человека было вообще невозможно узнать, и на лбу его знак отсутствовал. Юноше вспороли живот и, похоже, с вываливающимися внутренностями он прополз по полу какое-то расстояние, прежде чем умер от потери крови и боли. На горле, как и у других, зияла открытая рана.

Мэтью захотелось крикнуть: «эй!» прямо в молчаливую тьму, но голос не послушался его. Он прильнул к стене и уставился на кровавый отпечаток руки — кто-то цеплялся за жизнь из последних сил перед тем, как сдаться смерти.

К горлу молодого человека подкатил тяжелый комок, и стоило огромных усилий справиться с ним и продышаться.