Свобода Маски (ЛП)

Впрочем, это было, как сказала Розабелла, три года назад. Мэтью вспомнил, что на Острове Маятнике кукла Профессора говорила, что в последний раз Бразио Валериани видели во Флоренции, а после этого он исчез.

Исчез, по крайней мере, из поля зрения Фэлла.

На время.

— Розабелла, — обратился Мэтью. — Если профессор снова вас позовет и будет задавать новые вопросы, очень важно, чтобы вы не упоминали Амароне. Вы, мадам Кандольери и Ди Петри находитесь здесь, потому что профессору нужен Бразио. Я начинаю думать, что он хочет найти Бразио, чтобы добраться до того, что ваш дядюшка Киро создал в своей лаборатории, потому что это не было уничтожено, а Бразио может знать, где оно находится. Что случилось с имуществом из дома Киро? Бразио забрал с собой что-нибудь, когда уехал?

— Мне было тринадцать лет, — невинно сказала она. — Я ненавидела похороны. Я просто хотела вернуться к моим куклам, которым я давала имена и которым делала макияж. Все остальное, что происходило… мне не было до этого дела. Все эти вещи, которые профессор хотел у меня узнать… я вам все то же самое сказала.

— Я понимаю.

— Я работаю с мадам всего год, — продолжила она. — Скажите мне правду. Если профессор не найдет Бразио, он ведь нас никогда не отпустит?

— Правда, — вздохнул Мэтью. — Состоит в том, что неважно, найдет профессор Бразио или нет. Он не отпустит никого из вас на волю, — она сделала шаг назад, ее ладонь взлетела к губам, и он протянул руку, чтобы поймать девочку, которой явно стало дурно. — Это не значит, — продолжил он. — Что вы никогда отсюда не выберетесь. Мы не можем сдаться. Большинство людей здесь держат на каком-то наркотике, чтобы сохранять их довольными… opulenti, — он попытался перевести это слово на латынь. — Вы и Ди Петри должны быть сильными ради мадам. Пока что это лучшее, что вы можете сделать.

Ее глаза заблестели от слез. Он произнес — одновременно мягко и твердо:

— Я хотел бы, чтобы слезы могли помочь. Но они не помогут.

Он постоял с ней еще некоторое время, пока она приходила в себя. Розабелла была юной девушкой, невинной и всего год работающей с грозной мадам Кандольери, что оставило на ней свой отпечаток. Эта работа закалила характер девочки, сделала ее сильнее.

— Я сделаю все правильно, — пообещала Розабелла.

— Мы найдем способ выбраться отсюда, — сказал он ей, пусть сейчас это утверждение не было ничем подкреплено, он надеялся, что сможет пройти через это… ради всего святого: ради Розабеллы, Берри, Хадсона, судьи Арчера, Ди Петри и мадам Кандольери — и ради всех несчастных душ, заточенных в этой Прекрасной Могиле, будь то наблюдатели за звездами или просто строители.

Он надеялся, что сможет пройти через это. И будь он проклят, если не выяснит, как.

— Спасибо за ваше время и за ваши ответы, — поблагодарил он, затем развернулся и побрел прочь.

Часть шестая. Одержимый

Глава тридцать седьмая

В обеденном зале, в котором оказался Мэтью, были темно-красные обои. Оба окна комнаты закрывали длинные черные бархатные шторы. Над обеденным столом, ножки которого украшали резные фигуры дельфинов, прыгающих на волнах, висела массивная люстра — на этот раз не похожая на осьминога, но отчего-то выглядевшая не менее угрожающей: она представляла собой простое большое черное колесо, увенчанное шестью шипами. Еще три свечи горели на столе в весьма интересной емкости: сине-золотой мраморной чаше, в которой помимо свечей, расставленных по трем ее сторонам, вместо цветов стояли деревянные шипованные ветви. И пусть такое теплое освещение должно было создавать в комнате уют, атмосфера все равно казалась зловещей. В любом другом месте она могла бы показаться интригующей, приятной или загадочной, но только не здесь.

Одетый в черный костюм и чистую белую рубашку с белым шейным платком, Мэтью явился на званый ужин первым. Горбоносый человек, который проводил его от отведенного ему дома до обители Фэлла, держался молчаливо и всем своим видом показывал, что заводить светскую беседу будет вредно для здоровья. Это был один из охранников, которых Мэтью видел в свите Матушки Диар, и он, насколько Мэтью помнил, вообще никогда не разговаривал.

Ужин готовили на троих, стулья были расставлены так, чтобы два из них находились друг напротив друга, а один — во главе стола. Маленькие белые карточки — не те, что использовал Профессор, чтобы подписывать свои смертные приговоры, чему Мэтью был несказанно рад — указали, что Мэтью Корбетт должен был сидеть слева от хозяина дома, а Уильям Атертон Арчер справа. Мэтью покорно занял свое место и стал ждать. Его конвоир молча вышел из комнаты через другую дверь. Свечи немного чадили, отчасти отражая внутреннее состояние Мэтью, хотя внешне он был спокоен, как дыхание спящего ребенка. Надо отметить, что достойно держать такую маску ему давалось не без труда.

Примерно через минуту раздался звук шагов, приближающихся по тому же коридору, который привел Мэтью в эту комнату.