Свобода, равная для всех

Но если отдельные лица могут сделать так много, то что же сказать об огромной и совершенно непобедимой силе многочисленного и умного меньшинства, измеряющегося, скажем, пятой частью населения в данной местности? Я думаю, мне достаточно обратить внимание на крайне поучительную историю Ирландской Аграрной Лиги; покуда она придерживалась своей первоначальной политики «неплатежа ренты», она была сильна, но как только оставила ее, то потеряла всю свою силу чуть не на другой день. Почему? Потому что крестьянство представляло собой не умное меньшинство, следующее принятым решениям, а невежественную, хотя и проникнутую энтузиазмом массу людей, слепо шедшую за недобросовестными политиканами вроде Парнелля, которые хотели всего чего угодно, кроме упразднения ренты, и готовы были использовать какую угодно политику или чувства, лишь бы это дало им в руки власть и влияние. Но все же эта политика продолжалась достаточно времени, чтобы британское правительство убедилось в своем полном бессилии пред нею. А у нас легче сопротивляться налогам, чем в Ирландии сопротивляться ренте; и у нас такая политика оказалась бы могущественнее, чем там; необходимо только завербовать достаточное число серьезных и решительных мужчин и женщин. Если пятая часть населения откажется платить налоги, то взимание или попытка взимать их не окупится уплатой остальных четырех пятых налога. Конец вам тогда, тирания и монополия!

«Пассивное сопротивление, – утверждает Лассаль с чисто немецким упрямством, – это сопротивление, которое не сопротивляется». Величайшее заблуждение! Это единственное сопротивление, дающее в наши дни военного режима какие-нибудь результаты. В современном цивилизованном мире не найдется ни одного тирана, который всеми силами не предпочел бы вызвать кровавую революцию, чем видеть, что значительная часть его подданных решилась не оказывать повиновения. Восстание легко подавить; но ни одна армия не захочет и не сможет направить пушки на мирных людей, которые даже не собираются на улицах, а сидят дома и твердо стоят на своем. Ни избирательный бюллетень, ни штык не будет играть видной роли в грядущей борьбе; пассивное сопротивление, а в случае крайности динамитная бомба в руках отдельных лиц – вот те орудия, которыми революционной силе предстоит завоевывать в последней великой борьбе права народа.

Свобода и насилие. (Мораль террора)

Политика террора должна применяться против угнетателей человечества лишь тогда, когда они окончательно подавят все мирные приемы агитации.

Нападающий, будь это индивид или правительство, не имеет никакого права требовать, чтобы тот, на кого нападают, считался с ним в какой бы то ни было мере. Справедливость этой истины не обуславливается характером нападения. Все равно, в каком направлении индивид считает свою свободу ограниченной произволом; он во всяком случае имеет право ее требовать, и будет прав, требуя ее всеми доступными средствами. Право брать незанятую землю и обрабатывать ее в такой же мере неоспоримо, как право высказывать свои мысли, и сопротивление, оказываемое нарушению первого права, не в меньшей мере является самозащитой, чем сопротивление, оказываемое нарушению второго права. С моральной точки зрения одно ничем не хуже другого. Но со свободой слова можно добиться свободы земли и всех других свобод, без нее же остается одна надежда: на террор. Отсюда и вытекает целесообразность и даже необходимость террора для получения первой; и нелепость, и бесполезность его, в качестве средства добыть все остальное.

Право сопротивляться угнетению силой не подлежит никакому сомнению. Но только одно может оправдать осуществление его в широком масштабе, – а именно, угнетение свободной мысли, свободы слова, свободы печати. Даже и в том случае осуществление его будет неразумным, если гнет не достиг такой силы, что никакими другими средствами его нельзя побороть. Кровопролитие само по себе чистый убыток. Когда нам нужна свобода агитации, и ничто, кроме кровопролития, не может обеспечить ее, тогда оно имеет смысл. Но нужно помнить, что кровопролитие никогда не сделает социального переворота в собственном смысле этого слова; что он может быть осуществлен только посредством агитации, исследования, эксперимента и пассивного сопротивления; и что после всех кровопролитий мы останемся на том же месте, где сейчас находимся, если не считать того, что мы получим право пользоваться подобными средствами.

Одно только чикагский бомбометатель доказал блестяще – превосходство динамита над винтовкой. Ни при одном мятеже здесь не было убито и ранено сразу столько полицейских, как в этом случае одной бомбой. Как истинный террорист, бомбометатель сделал только одну ошибку – выбрав время, когда собралась толпа рабочих, на которых полиция могла сорвать зло. Если необходимо требовать свободы слова силою, то борьба должна заключаться в ряде актов отдельных динамитчиков. Время вооруженных восстаний прошло. Их слишком легко подавляют.