Свобода в СССР

Можейко относился к существующему режиму крайне критически – что и стало очевидно при публикации его «взрослых» вещей после начала Перестройки. «Я был обыкновенным жителем сумасшедшего государства. Жителем, который, как замятинский нумер, полагал, что ему суждено жить и умереть в СССР, хотя другие страны нравились ему больше». Он слушал «Голос Америки» и считал, что его трудно одурачить[1131]. Но одурачить человека может и «Голос Америки», а не только ТАСС…

И все же, и все же. Фильм об Алисе по сценарию Кира Булычева продолжает звать современных школьников в совсем не капиталистическое будущее, и под песню о «прекрасном далеко» над Кремлем будущего развеваются красные флаги.

* * *

В 70–е гг. советская фантастика стала обрастать общественной инфраструктурой. В 1975 г. в Ленинграде стал действовать литературный семинар под руководством Б. Стругацкого, в 1979 г. в Москве – под руководством Д. Биленкина и Г. Гуревича. С 1982 г. в Доме творчества в Малеевке стали проводиться Всесоюзные семинары молодых фантастов.

Увлечение фантастикой создавало спрос, за которым не успевало предложение. К обычному советскому дефициту добавлялись искусственное сдерживание неудобного жанра. Советский человек привык преодолевать дефицит, выстраивая сети самоснабжения. Читатели группировались в клубы любителей фантастики, которые распространяли литературу и самиздат, обсуждали прочитанное, вместе расшифровывали намеки.

В клубах состояло от 15 до 150 человек, в среднем около 50. Большинство клубов, существовавших в начале 80–х гг., возникли не ранее середины 70–х гг.[1132]

В 1980 г. фантаст Ю. Яровой, писатель В. Крапивин и публицист, главный редактор журнала «Уральский следопыт» С. Мешавкин организовали литературную премию за лучшее фантастическое произведение – «Аэлита». Вручение «Аэлиты» с 1982 г. превратилось в своеобразный съезд движения клубов любителей фантастики. В Свердловск приехали делегаты владивостокского «Комкона–3», волгоградского «Ветра времени», тираспольского «Альтаира», ставропольского КЛЮФа (клуб юных любителей, фантастики), новосибирского «Ариэля», хабаровского «Фанта», пермского «Рифея». Приняли участие и свердловские клубы «Радиант», «Миф», «Кентавр» и «Антарес»[1133].

В 1984 г. отдел пропаганды ЦК КПСС с тревогой отмечал: «У руководства некоторых клубов стоят люди, не имеющие ни соответствующих знаний, ни правильной политико–идеологической ориентации. Многие клубы создаются стихийно и действуют бесконтрольно. В них нередко изучаются произведения фантастики американских, английских, французских и других зарубежных авторов, в которых социальные проблемы трактуются в духе воззрений буржуазных философов.

В отдельных клубах практикуется перевод зарубежных книг, не издаваемых в СССР, наблюдаются случаи размножения и перепродажи этой литературы. Участники клубов создают собственные произведения фантастики, причем во многих случаях низкого идейно–художественного уровня…

В нарушение положения о любительских объединениях городские клубы фантастики организуют свои филиалы в учебных заведениях, библиотеках, направляют в другие клубы различные материалы, выпускают рукописные журналы, информационные бюллетени. Без разрешения органов культуры они проводят диспуты, тематические вечера и спектакли на фантастические темы в крупных залах, школах, пионерских лагерях. Вообще «выходу в массы», за пределы клуба, уделяется много внимания»[1134].

Попытка поставить движение под контроль органов культуры, профсоюзов и комсомола явно запоздала.

* * *

Казалось бы, с Перестройкой освобожденная от давящего контроля фантастика должна была испытать новый расцвет…

Но фантастика жила вместе с обществом, которое, взяв разбег, попыталось в 80–е годы перескочить через барьер пост–индустриальных задач. И не смогло. Ударившись о стену, страна раскололась и стала сползать назад в сторону Третьего мира. Потеряв цели, общество оказалось дезориентированным и погрузилось в депрессию – социально–экономическую и моральную. «Ведь что с нами произошло? Мы потеряли будущее. Оно у нас было: серое, суконное, очень скучное, шершавое и неприятное, но совершенно определенное будущее. Мы ясно себе представляли, что ждет нас и через 10 лет, и через 20 лет, и вообще на протяжении всей оставшейся жизни. И вот это представление исчезло. Оно оказалось, к счастью, неправильным. Открылся целый веер возможностей — от кровавой и бессмысленной диктатуры до перспективы шведского социализма со всеми его плюсами и минусами.

Мы растерялись. Мы перестала понимать, что нас ждет через 10, 20 лет. В этом смысле будущее потеряно»[1135]. «Шведский социализм» как предел горизонта Бориса Стругацкого. Аркадий умер за два месяца до распада СССР. Спор о том, что в большей степени определит облик будущего – интеллектуальная или этическая сила – оказался отложен. На повестке остались власть и собственность, пружины инферно.