Свобода, власть и собственность

Наконец, инженеры и рабочие, особенно в провинции, слабее охвачены советской пропагандой и «воспитательной работой». Так называемая партийная и комсомольская жизнь на заводах еле теплится и носит откровенно формальный характер. Причина тому — непробиваемый скепсис к официальной пропаганде, сложившийся за полвека бесконечных и никогда не выполняемых обещаний.

В этом смысле определение Г. Померанцем советской интеллигенции как «людей воздуха» куда больше подходит к заводским людям, хотя точнее их все же было бы назвать «людьми на задворках» — советской пропаганды и жизни.

Далее. Нет конкуренции, но есть солидарность. Лишь вместе заводские люди могут хоть как-то противостоять произволу и абсурдам планового хозяйства, хоть как-то улучшать свою долю. Этим и объясняется тот известный факт, что все попытки расколоть заводских людей при помощи всяческих движении ударников и стахановцев не имеют никакого успеха.

В газетах появляются грозные окрики, что «иные руководители, желая угодить отсталым членам коллектива, раздробляют на всех премиальные фонды вместо того, чтобы стимулировать передовиков». Но тщетно! Стремясь выполнить план, директора не рискуют восстанавливать против себя коллектив. Это не значит, что рабочие стремятся к уравниловке:

«Чтобы никому не было лучше!»

Люди разных квалификаций получают разные зарплаты, и все к этому относятся как к должному, лишь бы разница была оправданной. Другое дело — индивидуальные премии за выслуживание, за взбивание норм, за штрейкбрехерство.

Таково реальное положение, если не отдаваться во власть эмоций при виде московских жлобов, толпящихся у распивочных.

В школах рабочей молодежи, в которых я работал, большинство учеников было из дневных школ, исключенных оттуда за неуспеваемость или хулиганство (даже имевшие судимость). Были ученики и из интеллигентных семей. Последние обычно приходили к нам с фиктивными справками о работе, чтобы облегчить себе, по хрущевским правилам, дорогу в ВУЗ. Хулиганы и шпана отравляли учителям все существование, если в классе не было хотя бы нескольких настоящих рабочих. Рабочие их никогда не били, до этого и не доходило — просто при них молодые жлобы были, что называется, тише воды.

— Вам что! — завидовал иной учитель. — У вас в классе есть рабочие! — Это значило, что нет проблем ни с дисциплиной, ни с какими-либо подсобными работами. (Из-за бедности школ мы должны были постоянно что-либо сооружать или доставать сами).

Всех рабочих отличало спокойное чувство собственного достоинства, благожелательность, уважение к учителям (особенно к тем, кто и к ним относился с уважением), безо всякой притом искательности. Было среди них и много способных, думающих людей.

Недоверчивые скептики пусть прочтут или вспомнят мемуары Надежды Мандельштам, в которых она описывает свою жизнь среди рабочих. Вспомнят, с каким пониманием и сочувствием они относились к чете Мандельштам, рафинированных интеллигентов, евреев. Как опекали их и старались ободрить. Как, бросив работу, шли за Надеждой Мандельштам, когда чекисты вели ее из цеха в контору, стояли под окнами в течение всего допроса и, вероятно, спасли её тем самым от ареста. А наутро, проходя мимо ее дома, клали деньги на подоконник, чтобы ей было на что уехать и скрыться. И как возмущала рабочих уже тогда официальная пропаганда:

«Нашим именем какие дела творятся!.. Их борьба за власть… Заморочили вам голову нашим классом… власть говорят за нашим классом, а пойди, сунься — покажут тебе твой класс…». И при этом, пишет Надежда Мандельштам, у них «было понятие пролетарской совести, от которого они не желали отказываться».

(«Воспоминания», стр. 356).

Каким контрастом выглядело их поведение на фоне тогдашней почти всеобщей трусости и подлости так называемого образованного общества!

«Всюду, где есть железный порядок, — заключает Надежда Мандельштам, — появляется „масса“, но на производстве люди живут своей жизнью и остаются людьми… Живут своей особой, вполне человеческой жизнью, которая их вовсе не механизирует, не делает „массой“»…

(«Воспоминания», стр. 276).

Я не согласен с Н. Мандельштам только в том, что рабочим, якобы, чужда мысль об активной борьбе с режимом. Просто обладая здравым смыслом, они в годы сталинщины понимали безнадежность такой борьбы.

Политические взгляды, существующие в инженерно-рабочей среде, на мой взгляд, также внушают надежду.