Утром в среду совершаю свой привычный ритуал перед свиданиями: привожу в порядок зону бикини, которую мне удается сохранить гладкой с помощью электрического триммера (я поклялась никогда больше не проходить через боль и унижение от восковой депиляции, шугаринга и других бесчеловечных пыток). Натираюсь розовым маслом, надеваю черные кружевные стринги и бюстгальтер — они вполне себе гармонируют. Пишу Лорен, чтобы сообщить ей, что направляюсь в центр города, тем самым выполняя свое обещание писать ей, прежде чем пойти домой к мужчине: нужно, чтобы хоть кто-то знал о моем местонахождении.
На улице стоит прекрасный зимний день, ярко-голубое небо топит сугробы снега и сосульки, которые ритмично капают по тротуару. Нахожу его дом, очаровательный, из красного кирпича, разделенный на квартиры, и звоню в дверь. Мгновение спустя его крупная фигура заполняет собой узкую лестничную площадку, пока он бежит по ступенькам в в модных кроссовках, чтобы открыть мне. В его квартире меня поражает простота обстановки. Здесь чисто и аккуратно, но чувствуется, что жилье временное — точно старая добрая комната в общежитии. Мебель удобная, но дешевая, напротив дивана — огромная плазма на стене.
Мне начинает казаться, что № 8 не приемлет обязательств в любом аспекте жизни. Пожалуй, в нем даже есть что-то от Питера Пэна: он не желает взрослеть. Доказательство — его квартира. С тем же успехом ее мог обставить двадцатилетний парень, недавно окончивший колледж. Его спасает только то, что он, похоже, чувствует себя уверенно на кухне и велит мне устроиться поудобнее, пока сам разогревает сковороду, уже с маслом, и достает из холодильника блюдо с шариками крабового мяса размером с мяч для софтбола. Я устраиваюсь с бокалом вина на шоколадно-коричневом диване из искусственной замши, заметив, что на заднем плане работает огромный телевизор.
№ 8 кричит из кухни, что будет через минуту, и вскоре появляется с двумя тарелками со спаржей толщиною с карандаш и чем-то, что мне хочется назвать крабовыми шарами за их невероятно большую и круглую форму. Это производит на меня большое впечатление: я до сих пор прихожу в восторг от мужчин, которые хотя бы могут наполнить тарелку едой, и мысленно даю ему бонусные очки за овощи в его блюде.
Он, улыбаясь, ставит тарелки на маленькие раскладные столики, которые он уже накрыл клетчатыми салфетками и столовыми приборами. Один из них он подтягивает ко мне, другой — к моей спине. Я благодарю его и дожидаюсь, когда он сядет рядом, но он стоит перед телевизором, щелкает каналы, пока не остановился на фильме «Выпускник», который только что начался.
— Обожаю этот фильм, — комментирую просто так, но меня ошеломляет то, что он, кажется, внимательно смотрит его, как будто меня здесь нет. Я в растерянности: стоит ли мне попробовать начать беседу или это будет мешать просмотру фильма, поэтому сосредоточиваюсь на здоровенной крабовой котлете и отщипываю от нее по маленьким кусочкам. Ковыряюсь в своей тарелке и с тревогой обдумываю, как поступить в этой ситуации «телевизор или разговор», как вдруг он прижимается ко мне сзади и целует в шею. Я оглядываюсь и замечаю его пустую тарелку.
— О, значит, полагаю, обед закончился? — издаю смешок в попытке показаться дерзкой, но получается, скорее, по-детски и растерянно. Теперь мне ясно: крабовые котлеты были всего лишь вежливым предлогом, а на самом деле он пригласил меня для секса. Меня поражает, что я умудрилась дойти до № 8, но так и не научилась инстинктивно улавливать динамику подобных ситуаций, и понимаю, что это приписывает мне определенную наивность, более непозволительную. Необъяснимым образом мне удалось сохранить невинность, даже скромность, которую следовало бы оставить в прошлом много лет назад.
— Да, Лора, обед закончился, — говорит он, обхватив меня рукой так, чтобы проскользнуть ладонью вокруг шеи и добраться до края бюстгальтера. Он наклоняется ко мне, и спиной я ощущаю его набухший член. Он как будто обволакивает меня, его поцелуи на моей шее кажутся воздушными, руки прокладывают себе путь вниз, пока не находят мои соски. Он не агрессивен, но движется быстро и настойчиво, и на какое-то мгновение я задумываюсь: если бы я захотела остановиться, позволил бы он это сделать? Меня отталкивает какая-то назойливость его движений в сочетании с моей сдержанной реакцией. Сила здесь явно не в мою пользу. Что касается моей вялой физической ответной реакции, я более чем немного отвлечена неумелыми происками Дастина Хоффмана в другом конце комнаты, солнцем, бьющим в окна, без какой-либо возможности укрыться в темноте, и крабовой котлетой, остывающей на тарелке передо мной. Мои мысли блуждают так сильно, что я впадаю в панику: неужели я теряю интерес к сексу, неужели исчерпала свой послеразводный запас? Меня влечет к нему, так почему же я чувствую, будто могу встать и уйти прямо сейчас?