Свободная. Знакомство, свидания, секс и новая жизнь после развода

Через два года мы разбежались, и я, не теряя времени, начала встречаться с Майклом, моим бывшим соседом. У меня никогда не было на него романтических планов, но после ямайского ресторана, в белом «вольво», да еще и под кассету Джеймса Тейлора[2] он предстал передо мной в новом свете. Майкл поцеловал меня и признался, что времени на девушку у него толком нет — то теннис, то учеба на архитектурном. Я ответила, что ценю свою независимость и много времени не отниму. Дни мы проводили порознь, но как только подходило время сна, я просто пересекала лужайку, разделявшую наши квартиры в кампусе, и ночевала у него. Сосед Майкла уехал в Лондон на целый семестр. К возвращению парня мы успели сломать его деревянную кровать, на которой каждую ночь беспробудно предавались буйному сексу.

Брак, трое детей, первый поцелуй в его «вольво» — и вот через двадцать семь лет он влюбляется в другую. Узнав об этом, я несколько месяцев только и делала, что пыталась соскребать себя с пола и заниматься детьми, преодолевая их и свои страдания. Гнетущая зима обернулась шумной весной, а та — пышным благоухающим летом. Я почти забыла, каково это — быть дико уверенной в себе, с легкостью смеяться, заботиться о внешности, испытывать удовлетворение и даже радость. Но хотела все вернуть и начала активно выяснять, как это сделать.

Последующие свидания и сексуальный опыт придавали мне сил, кружили голову, волновали и были очень человечными. К среднему возрасту большинство из нас проходит длинный извилистый путь — неудачные отношения, переоценка жизненных целей, разбитые сердца, разлуки, любовь, надежда и одиночества. Все это я видела в себе и в мужчинах, с которыми встречалась. У меня случался секс, от которого я впадала в эйфорию, и секс, от которого чувствовала себя грязной. Секс, который помог раскрыть чувственность, таившуюся во мне бо

льшую часть жизни, и секс, который заставил жаждать любви и близости. Секс, который получался неловким и неуклюжим, и секс, вспоминая о котором я поджимала пальцы ног от удовольствия.

Я откровенно рассказывала друзьям о свиданиях и сексе, обо всем без исключения — хорошем, плохом, злом[3], — и мне вновь и вновь твердили, что это необычные истории и их нужно записывать. Но мне хотелось не писать о своем опыте, а проживать его. В любом случае я не считала, что в нем есть что-то особенное, чем стоит поделиться. Браки разваливаются постоянно, и люди с этим справляются. Вот и у меня все было старо как мир и банально до неприличия. Но друзья настаивали. Они уверяли, что мои истории — смешные, поучительные и даже вдохновляющие. У каждого были сестры или подруги, которые после развода замкнулись в себе, не хотели никуда выходить и чувствовали себя ущербными и нежеланными. Эти женщины не восприняли свой новообретенный статус с той же бодростью и яростью, как я. Друзья просили встретиться с их сестрами или подругами — подбодрить, объяснить, как я справляюсь, донести до них, что, казалось бы, невозможное — в их руках и вполне им по силам. Мой брат Мэттью, всегда бывший мне опорой и поддержкой, настаивал: для тебя это станет настоящим катарсисом, обещай хотя бы на пять минут садиться за компьютер, но ежедневно, даже если будешь просто смотреть в пустой экран.

Хотела бы я похвастаться, что тут же взяла быка за рога и начала уверенно плести словеса о своих рандеву. На деле я, скорее, угрюмо плюхалась перед компьютером потому, что Мэттью меня достал. Выжимала из себя несколько корявых фраз, понятия не имея, как говорить на языке потери, любви и страсти, и пристально следила за часами, пока не истекали обязательные пять минут. Назавтра я повторяла процедуру, удаляя практически все написанное накануне. Постепенно, с каждым днем, неделей, месяцем, мой слог становился все более уверенным и гладким. Фактически я учила незнакомый язык, превращая паутину эмоций в письменную речь. Я старалась оставаться собой без прикрас, но в основном — шутить. У меня накопилось много смешных историй об испытаниях и муках свиданий, и я представляла себе легкую забавную книжицу из тех, что сама, с моим литературным снобизмом, не читаю.

Страниц становилось все больше, но выносить их за пределы узкого круга друзей я не собиралась. У меня были дети, родители и почти что бывший муж, с которым я изо всех сил пыталась мирно делить родительскую роль. Публично делиться своими сексуальными похождениями и самыми сокровенными мыслями? Ужас какой! Я знала, что за созданным мною фасадом скрывается нечто совсем другое, и не понимала, кому это будет интересно и где взять смелость открыться миру. Одной из подруг я сказала, что подумываю бросить писать, но она убедила меня продолжить — хотя бы ради катарсиса.

Я неохотно согласилась. К тому времени я успела полюбить и возненавидеть процесс письма. Прокрастинировала так, будто хотела побить мировой рекорд. И все же меня очаровывало, какими осмысленными и значительными становились мои путаные и затаенные чувства, излитые в словах.