Свод единства. Павший город

Далее она принялась переделывать работу для тех отчетов и расчетов, которые вымокли. И в одно ухо слушая, что там бормочет ее посетитель. К середине дня уже накопилось с десяток слов в кожанном служебном блокноте. Одни ей казались отдаленно знакомыми, другие гость просто повторял чаще остальных и она решила их тоже записать. В середине дня Жазэль заглянула под стол и повернула на пол оборота черный тумблер, который был похож на стрелку в часах. Подержала его немного в этом положении и вернула обратно. Это был вызов дежурного охранника. Хитрое устройства с крохотными частицами одной Аста.

Через целую долгую минуту (а он не торопился!) в дверь постучали. Хм, ты находишься в безвыходном положении, последняя надежда для тебя — это тот тумблер под столом, а вероятный спаситель приходит через минуту и стучит в дверь. Все ли у вас хорошо, вас еще не убили? Ох уж эти охранники. Хотя вряд ли их помощь в этих стенах требовалась по настоящему хоть раз, но должны же быть какие-то нормы.

— Войдите!

При этих словах Жазэль отвернулась от двери, демонстрируя разницу в социальном положении между каким-то охранником и клерком. Породистым клерком, как сказал бы тот бродяга. Клерком первой категории… дальше не надо про уровень. Это временное явление. Охранник молча зашел. Посмотрел и начал цокать языком покачивая головой в разные стороны. Да еще имел наглость опереться об дверной косяк ее кабинета. Он. Ее кабинета. А потом вообще случилось невообразимое — он заговорил.

— Зря ты его так. Пытки нынче запрещены. Ну, если только ты не из определенной службы и не занимаешься предполагаемыми изменниками.

Жазэль залилась краской. В голове было сто вариантов как бы поострее осадить этого удальца. Одно ее слово и его высекут во дворе. Вернее, слово клерка, именно ее слова с ее то авторитетом, может, и не будет достаточно. Она пристально посмотрела в лицо охранника. Молодой парнишка. Годами как и она. Странно. Обычно охранниками в такие заведения берут воинов на пенсии, которые заработали себе славу в молодости и теперь им возвращают дань уважения. Ну или никудышние солдаты жирдяи, родственнички какого-то деньговорота, который не поскупился на взятки. И эти все охранники знали свое место. Они были простыми. Чернью. Ни капли благородных кровей. Поэтому знали, что лучше помалкивать. От некоторых охранников Жазэль не слышала ни одного слова за все свое вермя пребывания на том или ином месте. Может, сюда вообще только немых берут?

— А, зеленый, молодой не наученный жизнью пацанчик. — Эх, не стоило ей говорить «пацанчик», это ведь вульгарное словечко не к лицу даме ее положения. — Прощаю тебе на первый раз.

— А на второй что? Окажусь на месте этого бедолаги? Вижу с правой ты хорошо приложилась. С тобой и вправду шутки плохи. — говорил охранник, осматривая ее посетителя.

Жазэль просто оторопела и стояла с открытым ртом. Так с ней разговаривал только тот противный торговец рыбой.

Охранник наконец-то вошел и взял под руку бродягу.

— В темницу его? — спросил он.

Жазэль испускала волны злости, негодования и, возможно, даже ярости. Вся стала бледная.

— В темницу, так в темницу. — охранник поднял ее посетителя, и увел из кабинета.

— Завтра чтобы в начале рабочего дня он уже был у меня в кабинете! — выкрикнула она приказным, слега сорвавшимся, тоном вдогонку охраннику.

Тот обернулся, широко улыбаясь, и кивнул. Не поклонился! Просто кивнул! Как кивают друзьям или… или… ну тем, кому еще положено кивать. Тут Жазэль заметила повязку у него на шее в тон его черной одежды. Была подвязана левая рука. Просто отлично. Вот и есть за что зацепиться.

— Теперь еще и калек сюда берут. Вот теперь-то буду чувствовать себя в полной безопасности. — съязвила Жазэль и села за стол очень собой довольная.

Она надеялась, что поставила не место этого юного хама. Сына простолюдина, босоногого калеку. Ну, «босоногого» — это образно говоря. Теперь ее настроение улучшилось. Можно и пообедать сходить. Куда угодно, лишь бы не сидеть в этом кабинете. А после обеда надо будет отправиться в библиотеку. Поискать какие-нибудь упоминания о тех словах из ее блокнота. Раз уж ей доверили это дело, то Жазэль перепробует все варианты. А вечером, когда она ничего не найдет, можно будет составить бумагу о том, что аппарат клерков считает данного члена общества невменяемым и социально бесполезным. Поэтому передает этого человека в руки лекарей. Для их экспериментов. Последней фразы, конечно, не будет в документе, но мысленно Жазэль ее обязательно туда впишет.

Драгинар