Свод единства. Павший город

Завуру долго не мог уснуть. Его беспокоило увиденное днем. Он сегодня окончательно убедился в смерти целого отделения охотников и еще вместе с ними и Эйр. Это вызывало не беспокойство, а скорее сожаление. Ему было жалко парней. Никто не захочет погибнуть такой смертью. Единство, никто не захочет погибать в принципе. Он прокручивал в памяти некоторые моменты, связанные с ними. Вот они вместе на тренировке. Вот он объясняет Эйр какие лучше применять приемы против амалионов. И такие картинки из прошлого еще долго сменяли друг друга. Грусть нахлынула на него, как волна на песок, и утянула его в пучину воспоминаний, которые постепенно окрашивались в печальный цвет. Завуру то и дело тяжело вздыхал. Переворачивался с одного бока на другой. Сон не шел к нему. Но это то, что уже произошло, то, что уже не изменить. Надо это только принять. А вот те следы на каменной кладке его по-настоящему тревожили. Если в городе есть луксор, это может стать огромной проблемой. Он может напасть в любое время. Сопротивление ему может оказать только большая группа тяжеловооруженных людей. В тяжелых доспехах, с большими железными щитами, с длинными копьями. Завуру участвовал в таких нападениях и всегда люди теряли при этом по крайней мере половину участников боя. Луксоры были свирепы и очень сильны. Их нельзя было сравнить ни с кем. Это отдельная категория тварей. Пусть, он внешне и похож на медведя или волка, то на этом сходство и заканчивалось. Завуру собственными глазами видел, как одна из этих тварей, загнанная в угол, проломила стену дома, чтобы убежать. Ее так и не нашли. А Завуру тогда месяц не мог спать спокойно, ожидая ее мести по ночам. Сейчас ситуация похожая. Те твари вызывали в нем чувство тревоги, смешанное со страхом. Если такой зверь решит напасть ночью на лагерь, то быть беде. Очень немногие останутся в живых. Завуру снова вздохнул. Уже перевалило за полночь. Он услышал шум снаружи. Легкий шумок. Скорее всего шаги. Хотя вокруг лагеря были выставлены дозорные, Завуру все равно протянул руку под кровать и нащупал там рукоять меча. Шаги стихли у его палатки. Затем послышался стук ноги по земле. Имитация стука в дверь, ведь в палатках была только занавеска.

— Завуру, можно войти?

Кто это в такую пору пришел к нему? Завуру вытянул меч и положил его себе под простыни.

— Да, заходи.

Вошедший осмотрелся, нашел стул и сел. Луна светила сквозь единственное окошко в палатке. Завуру узнал Максуда. Тихонько выругавшись, он поднялся с кровати и не спеша зажег лампу. В такое время не приходят поговорить о неразделенной любви. Завуру подошел к своей тумбочке и достал оттуда нитку и иголку. Взял в руки лампу и подошел осмотреть Максуда. На лице было два свежих пореза. Один из них зашивать не требовалось. Он обошел его и внимательно осмотрел. Глубокий порез на левом плече. На правом локте ушиб. Здесь он уже ничем помочь не мог. Завуру пошел к тумбочке и позвал жестом Максуда. Тот взял стул и пересел туда, куда ему указали. Оружейник поставил свой набор на тумбу, к лампе. Запустил нитку в иголку и принялся не спеша делать свое дело. Шить он умел хорошо. Годы, проведенные сначала им самим в боях, а потом рядом с теми, кто постоянно брал участие в сражениях, давали о себе знать. Не каждый лекарь мог так быстро и так умело зашить рану. Завуру работал молча. Во-первых, чтобы лучше сконцентрироваться. А во-вторых, он никогда не спрашивал о том, что произошло. Если человек считает нужным рассказать, он расскажет. Если нет, значит, на то есть свои причины. Максуд молча сидел все то время, что Завуру зашивал ему руку и порез на лице. Когда он все закончил, то спросил:

— Это все или еще где-то есть?

— Больше нет. Колено болит, но это ушиб. У кого можно попросить мазь?

Завуру потер вспотевший лоб.

— Из людей Эйр за оказание помощи в отделении отвечает Ксавизор. Спроси у него.

Судя по всему, этот ответ не очень понравился Максуду. Тот недовольно вздохнул.

— Наверное, не стоит уже говорить «люди Эйр». Еще никак не могу в это поверить.

— И не верь. Она не простой человек, Завуру, она сабазадонка. Нет ничего удивительного в том, что ей удалось выжить.

— Сабазадонка? Выжить? — Завуру поднял брови и в безмолвии только и делал, что открывал и закрывал рот.