Сводные

Бестужев, как и Дмитриев, поставил слишком много на бизнес, который на исходе ноября вмерз, как набережная, в ледяные оковы карантина. Такие мужчины не привыкли ничего не делать, и я им даже завидую. Чуть меньше, чем Юле, которая с самого детства знает, чего хочет от жизни.

— Когда вы поняли, что будете заниматься отелями? — спрашиваю Бестужева.

Тот хмыкает и тянет кривую улыбку. Думаю, у него есть история, с большой буквы, о котором он просто не станет рассказать такому, как мне, ведь мы с ним даже не друзья. 

Но Бестужев смотрит по сторонам, словно впервые осознает, как такой, как он, должно быть, выглядит со стороны и говорит:

— Поверь, это не та история успеха, Кость, которую ты успел себе придумать. Сначала я как следует просрал свою жизнь, и только моя будущая жена, Вера, прочистила мне мозги… С ней я снова начал получать удовольствие от жизни и даже работы. Кто бы мог подумать, да? Только с ней у меня снова появилась потребность кого-то обеспечивать и заботиться, а не только брать и пользоваться. А когда появились дети… Ну я понял, что хочу, чтобы они гордились своим отцом. Ты молодой еще, Кость. У тебя вся жизнь впереди, — продолжает Бестужев. — Не волнуйся. Это нормально в твоем возрасте пробовать, ошибаться и пробовать снова. Ты только не перегибай палку. К ментам я тоже пару раз попадал, штрафами отделывался, но я тогда Веру ловил по взлетно-посадочной, перебегая черной кошкой перед самолетами. Это совсем другое, чем то, куда ты без мыла лезешь. Ты главное с этим дерьмом завязывай, Кость. А времени, чтобы все исправить, у тебя еще полно.

Киваю, пряча медведя вместе с ноутбуком в рюкзак. 

— Спасибо, Марк. За все, что вы делаете.

— Да не за что. Приходи в гости к нам на праздники, хочешь? Вера будет рада с тобой познакомиться, а ты меня с девушкой своей познакомишь. А то ты же там один будешь все праздники?

Ага, так и вижу — «Познакомьтесь, Юля Дмитриева, моя девушка. Все правильно, еще она моя сводная сестра. А что? Не родная же!».

— Спасибо за приглашение, — выдавливаю. — Но я вернулся обратно к Дмитриеву. Один не буду.

Мы прощаемся, и я ухожу первым, оставляя Бестужева в пустом офисе.

В голове снова свинец, как и в небе. Под ногами скрипит подмерзший снег, с неба сыплется крупа, заметая опустевший город забвением. Машин еще меньше, чем утром.

Дмитриев говорил, чтобы я обязательно садился на такси сразу возле работы и возвращался домой. Но ноги сами несут мимо заледеневших тисков, в которые зажата Нева. Мимо статуй со снежными шапками, мимо украшенных грязными сосульками мостов. Стоит судоходство, и больше не будут разводить мосты. Замер город. Кажется, будто я один все еще куда-то иду, правда, и сам не знаю куда. Спешить больше некуда.

Не видны красные экскурсионные автобусы в сквере возле Исаакиевского. И нет отчаянных туристов, которые лезут на купол, невзирая на обледенение. Не будет новогодних ярмарок, горячего вина со специями, песен и разодетых ряженых. 

В этом году у праздника нет никаких шансов, как и у меня.

Меня не уволили, не выгнали взашей, но почему-то потеря офисного быта, к которому я так сильно успел привыкнуть, ранит больше, чем хотелось бы. 

Пытаюсь найти свой путь, предназначение, смысл, хоть что-то, чтобы стать тем, кем можно гордиться. Но на заснеженных обледеневших тротуарах нет подсказок. Только колючий ветер в лицо, от которого я прячусь за поднятым воротом, вспоминая, что зря не взял шапки и перчаток.

Я снова один на один с самим собой, и пока Юля будет тренироваться, что буду делать я сам? Учеба через неделю тоже закончится, да она и теперь тянется только для галочки. Все, чему меня учат, я и так сам знаю. Да и разговаривать с боссом было весело. Он, как и обещал, следил за мной.

Дергаюсь всем телом.

Со стороны, должно быть, кажется, что я поскользнулся, но надежные протекторы на ботинках не дадут мне свалиться. Дело не в этом. 

Оборачиваюсь. 

Вслушиваюсь. 

А потом, как ни в чем не бывало, иду дальше.

Вот только сворачиваю мимо помпезных фасадов во дворы, минуя колодцы один за другим, нанизывая их по памяти, как разбежавшиеся горошины-бусины.

Это тот Питер, изнанку которого я лучше всего знаю.

Ноги сами несут меня туда, где я не был черт знает, сколько времени, потому что холод, одиночество и попытки найти себя толкают на безумства. 

А еще слежка.

Железные калитки все так же открываются с надрывным скрипом, и только обледеневшие горы грязно-желтого снега приветствуют меня в сырых подворотнях, украшенных зеленой плесенью в трещинах отбитой штукатурки на боках зданий. Здесь не хватает воздуха, а небо кажется таким далеким, что начинает саднить горло. Неудивительно, что здесь постоянно хочется курить.

Слух меня не подводит. 

В узких проходах, зажатых между домами, прекрасно слышен скрип подошв по замерзшей снежной грязи.

Чтобы стать другим, я должен покончить с прошлым.

А я от него только сбежал, а теперь оно меня догоняет.

В узком темном туннеле шаги за спиной вдруг ускоряются. Хорошее темное место, но я был готов и к этому.