Сводные (СИ)

— Ага. Надо, кстати, сходить, пока не закрыли.

— Сходи, — отзываюсь, пока курю в окно. — Рядом с мажорами, что там тусят, тебе на пятьдесят грамм виски только бабла и хватит.

— Ну блин! Я не поднимаю за гонку столько, как ты.

— Учись, Лука. Только и всего.

Когда мы подъезжаем, возле «Пламени» Феррари еще нет. Лука паркуется, а я тянусь к новой сигарете. Делаю глубокий вдох и давлюсь горячим дымом.

— Что такое? Приехал? — суетится Лука.

Но здесь не владелец Ферарри, здесь чертов Розенберг на Лексусе.

Из машины с визгом выпрыгивают девочки. По тому, как легко они прыгают на каблучищах, сразу понимаю, что Яков привез балетных лебедей.

Три, четыре… На пятой мое сердце камнем обрушивается в желудок.

Дым щиплет глаза, пока я вглядываюсь в бесконечно длинные ноги, невероятно короткое платье и собранные, как обычно, на затылке в небрежный пучок волосы. Юля совсем без верхней одежды, и это поразительная беспечность. Они с девчонками быстро перебегают дорогу и ныряют в клуб, пока Розенберг паркуется. После он выходит из машины, но не идет в клуб. 

Балерун заскакивает в ближайшую аптеку. 

А у меня дым сейчас из ушей повалит.

Большие планы на вечер, Розенберг? Нашел куда пристроить свой обрезанный гульфик? После реакции Юли, понимаю, что она скорей всего еще не была ни разу и ни с кем. 

И что, если сегодня Розенберг станет ее первым?

Вижу, как Розенберг выбрасывает в ближайшую мусорку упаковку от презервативов и распихивает те по карманам. Но в клуб все равно не идет. Топчется с телефоном на тротуаре и меньше чем через пять минут возле него паркуется бус с надписью «Цветы от всего сердца».

Курьер передает Розенбергу корзину роз. 

Сегодня у Юли было прослушивание и, похоже, завершилось с успехом. Я в ней ни минуты не сомневался.

— О! Вон там твоя Феррари, — кивает Лука. — Это кто-о-о-о? — выпучивает глаза Лукьянюк. — Это Бестужев-младший, что ли? Так это его тачка, Кай?!

— Ну да, и что?

— Как что?! Не мог тебе Маяк эту тачку для второго тура дать!

Лука попал в точку. Маяк дал среднюю тачку, на которой участвовать я смогу, но вот к первым вряд ли приеду. А меня это не устраивает.

— Что ты делать-то будешь, Кай? За произвол Маяк тебя сам потом ментам сдаст!

— Я просто еще раз выиграю. И тогда не сдаст. 

— Зачем тебе это все, Кай? — испуганно шепчет Лука и чуть не ныряет под руль, когда Марк Бестужев проходит совсем близко от нашей машины. Как будто сын когда-то влиятельного политика просто взглянет в нашу сторону и сразу определит, что мы замышляем. — Зачем играть с судьбой? Повезло ведь недавно, целым ушел, а сейчас? Думаешь, так же подфартит? Или думаешь, Дмитриев тебя каждый раз теперь будет вытаскивать, как родного?

— Не хочешь помогать или боишься, не держу.

Выхожу из машины, хлопнув дверью.

Угонять машину с парковки клуба я не собирался. Только хотел проверить как она реагирует на мой поддельный пульт.

Но явление балеринки спутало все мои планы. Я теперь смотрю на желтый бок Феррари, а вижу только Юлю и ее короткое платье.

Куда смотрел отец, когда ее из дома выпустил в таком виде?

Да и плевать!

У нее своя голова на плечах. Убежала же из моей спальни? Ну вот пусть дальше сама и разбирается. А рано или поздно окажется под тем, кому не сможет отказать.

Просто, видимо, это не я.

А везучий прыгун Розенберг. 

Недаром же он презервативами затарился по самое не могу.

А мы как были, так и остались из разных миров. Пусть наши жизнь пересеклись, но это ненадолго. Поддерживать видимые братские теплые отношения я не собираюсь.

Я хочу ее до одури, и это совсем не то, что должен испытывать мнимый старший брат к сводной сестренке. Не об этом надо думать за семейными ужинами и не о том, как она в душ бегает рано утром, когда думает, что все еще спят. Как низко на ней сидят ее пижамные штаны, которые она стала носить после той ночи, когда она варит себе кофе в шесть тридцать утра перед тем, как убежать на репетиции.

Мне остается только подглядывать. Только смотреть на то, что я никогда не смогу получить.

А вот Феррари смогу.

Обхватываю пальцами пульт в кармане. Если сигнализация не сработает, это еще полбеды. Худшее, что может случиться, это если система заподозрит, что это взлом и завопит об этом на всю Ивановскую.

Нажимаю на кнопку.

— Ты чего, дура, творишь?!

Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Розенберг орет на какую-то другую балерину, а моя висит на нем жалкой тряпочкой. Даже в свете фонарей видно, как ей плохо.

— Она ж не ела с утра ничего! Куда ты в нее двести грамм виски вливаешь сразу! 

— Да я ж не знала, Яков!

Срываюсь с места, перепрыгивая через тачку Луки, потому что нет времени ее обходить. 

— Кай, садись! Сигнализация сработала! Тут сейчас полно ментов же будет!

Оглядываюсь на Феррари, а та орет истошным голосом и мигает фарами, как дама в беде. Худший сценарий сработал. Кто бы сомневался.

— Не могу.

— С дуба рухнул?! Как знаешь, а мне лишние приводы ни к чему.

Лука буксует, отдает задний ход, пользуясь тем, что улица еще не запружена зеваками. А те уже валят из клуба. Вдали уже мчатся рыцари в погонах, предусмотрительно предупреждая сонную округу сиренами.