Сводный Тиран

Честно говоря, я никогда не задумывался об этом, и сейчас мне все это не настолько важно, чтобы спросить ее. Это ее собственная вина.

Если бы она не соврала… Мы ведь были всего лишь детьми, она не обязана была делать это, если не хотела. Может быть, в ее глазах эта ложь выглядела как выход, так она хотела спасти свою задницу, но для меня это был конец. С этого момента моя жизнь начала разрушатся.

Все изменилось из-за ее глупой лжи.

Я потерял все… любовь моего отца, мою мать, моя жизнь рухнула из-за нее.

Краем глаза я наблюдаю за тем, как она готовит себе тарелку. Садится со мной за стоку, но не рядом. Она оставляет приличное расстояние между нами, как будто знает, что лучше не пытаться сесть рядом со мной.

Между нами воцаряется неловкая тишина, и я пытаюсь по-быстрому запихнуть в рот остатки еды. Мне нужно уйти отсюда, мне нужно уйти от нее. Подальше от ее цветочного запаха, ее ангельского лица, ее печальных глаз. Кровь в моих венах достигает точки кипения. Все эти невысказанные слова и вопросы висят между нами.

Я хочу причинить ей боль своими губами, сломать ее своими прикосновениями… Я хочу сказать ей, что она на самом деле не такая уж и нелюбимая, но это противоречит всему, что у меня внутри. Это было бы равносильно предательству самого себя, я должен никогда не забывать, почему мы враги, почему ее присутствие здесь неприемлемо. Я чувствую взгляд ее голубых глаз на своей коже…

Почему она не ест, почему она смотрит на меня?

— О прошлой ночи… — робко начинает Лера, а я крепче сжимаю вилку, металл впивается в мою ладонь.

Неужели девушка действительно хочет увидеть, как я выхожу из себя? Очевидно, да, потому что она продолжает.

— Что ты имел в виду прошлой ночью? Ты все время говоришь, что я солгала, но я не знаю про что ты. Возможно, я смогу объяснить… Я хочу устранить это недопонимание.

Не могу ее слушать. Сука. Раздражает.

Не понимаю нахрена гадина пытается строить из себя невинность.

— Ты, блядь, серьезно сейчас?

Я чувствую, как расхожусь, как во мне пульсирует гнев. Так долго я держал это внутри, позволял разъедать мою душу, а теперь она здесь, прямо передо мной, и все, что я хочу сделать, это заставить ее страдать.

Заставить ее заплатить.

Уронив вилку на мрамор, я сжимаю руку в кулак и бью по столешнице, заставляя ее подпрыгнуть на своем месте, моя голова пульсирует все сильнее.

Боль проносится по руке, но мне это нравится. Мне это еще как нравится. Ее тело дрожит, грудь быстро поднимается и опускается, а на щеках появляется розовый румянец. Она выглядит испуганной, но она также выглядит… Я не даю себе закончить эту мысль. Вместо этого я греюсь в лучах ее страха.

Как Лерасмеет сидеть здесь и притворяться, что не знает, о чем я говорю? Какая же она лживая. Каждое слово из ее рта — ложь.

Я не могу больше находиться с ней в этой комнате ни минуты. С силой отталкиваю стул назад, позволяя ему опрокинуться и удариться о твердый пол. От этого звука я и сам вздрагиваю, пульсация за глазами становится все более назойливой.

В сочетании с ее присутствием я в любую секунду готов сорваться.

Схватив свою тарелку, я топаю к мусорной корзине и выбрасываю остатки еды, а затем бросаю свою тарелку в раковину. Она падает с громким лязгом и, скорее всего, разбивается.

Черт, это не первый раз, когда я что-то ломаю в этом доме в порыве гнева.

— Твои блинчики на вкус не очень, как и твоя брехня, — выдаю я, повернувшись к ней лицом, я хочу видеть ее глаза. Она шокировано смотрит на меня, я пальцами впиваюсь в столешницу. Либо я схвачу это, либо ее, но лучше без этого. Не сейчас, ни когда во мне столько гнева, столько безумия, выходящего из-под контроля.

Я наклоняюсь к ней, игнорируя ее манящий запах и страх, который сквозит в ее глазах. Она должна четко понимать, что я всегда буду лишь ненавидеть ее. Всегда.

— Костя, скажи мне, в чем дело?

Ее нижняя губа трясется, и кажется, что она вот-вот заплачет. Она умоляет меня рассказать ей, что случилось, но она уже знает, так что не вижу смысла играть в ее игру.

Звук моего имени, сорвавшегося с ее губ, выводит меня из равновесия, и я отпускаю свою хватку на столешнице и вместо этого беру ее за подбородок, с силой притягивая к себе.

— Надо же как все изменилось. Когда-то у тебя было все, а теперь у тебя нет ничего… Вот видишь, как одна ложь может заставить весь мир рухнуть в одночасье.

Мои губы кривятся от ненависти, ее маленькая рука вцепилась в мое запястье, пытаясь заставить меня ослабить хватку. Но я еще не закончил, так что придется потерпеть.

— Ты конечно можешь лить слезы и возможно этим заставишь людей пожалеть тебя, но от меня ты не получишь ни грамма жалости. Ты заслужила все, что произошло с тобой!

Я отпускаю ее с пренебрежением, и топаю из комнаты, пока не сделал то, что не смогу исправить.

Все это время, я хотел мести, я хотел сломить ее, показать насколько она ничтожна, а теперь, когда она здесь, я не знаю чего на самом деле хочу.

Уходя прочь, я думаю о ее сладком аромате, о ее бархатной коже, это она причиняет мне боль, а не я ей. Я не могу податься этим ощущениям.