Сводный Тиран

— Помочь? — фыркает Павел. — Ты не можешь мне помочь, это я помог тебе. Я, который дал тебе и твоей семье место, где можно жить, а ты… — боль, ненависть душат его. — Ты украл мою жену, ты сделал меня таким.

Лера хнычет у меня на груди. Я перемещаю нас по коридору ближе к лестнице. Отпустив ее, я хочу чтобы она шла позади, но она застает меня врасплох и бросается вниз, достигая низа, я успеваю ее остановить. Мое сердце подскакивает к горлу, когда я вижу сцену, происходящую в прихожей.

— Папа, — кричит Лера и начинает подходить ближе.

Наблюдать за тем, как она уходит от меня к своему отцу, почему-то кажется концом. Как только она оказывается достаточно близко, я начинаю действовать.

— Не…не надо подходить…

Павел говорит невнятно, его глаза налиты кровью, и я чувствую запах алкоголя который распространился от него на всю комнату.

Лезвие ножа поблескивает на свету, когда он вертит его в руках. Время стоит на месте и движется с колоссальной скоростью одновременно. Лера начинает двигаться в сторону отца, но я вижу насколько он не в себе и решаю действовать, я догоняю ее, хватаю за рубашку, притягивая к своей груди и поворачиваюсь, так, чтобы она оказалась позади меня, и в этот момент чувствую, как нож вонзается мне в спину.

Я ощущаю, жар, обжигающий мое тело. Мои легкие сдуваются, как воздушный шар. Я прижимаюсь к Лере, едва удерживая себя в вертикальном положении, мои колени слабеют, когда Анна Алексеевна и мой отец одновременно бросаются вперед, но в разных направлениях.

Мой отец хватает Павла, а Анна Алексеевна обхватывает руками меня и Леру, как будто она может как-то защитить нас своим крошечным телом.

— О Боже, Костю порезали, — кричит Лера. — Звоните в скорую!

Пошатываясь, мне удается сесть на нижнюю ступеньку лестницы, я отказываясь отпускать Леру. Павел стонет на земле в нескольких метрах от нас, а мой отец держит его на полу. Пот покрывает мою кожу, моя футболка пропитана им.

— Аня, что ты стоишь, звони в скорую, — приказывает мой отец, я слышу страх в его голосе.

Отпустив меня с Лерой, она бежит на кухню, чтобы через несколько мгновений снова появиться с телефоном, уже прижатым к уху. Волна головокружения накатывает на меня.

— Алло… да, срочно приезжайте. Моего пасынка ударили ножом.

Она говорит так быстро, что я уверен, что собеседник с трудом ее понимает.

— Да, он в сознании… но выглядит очень бледным… много крови… Глаза Анны Алексеевны расширяются до размеров блюдец. — Он истекает кровью… Да, быстрее. Пожалуйста… быстрее.

Лера сидит рядом со мной, ее тело прижато к моему, ее руки давят на место, которое болит больше всего. Заставляя себя дышать, я позволяю ее сладкому цветочному аромату наполнить мои ноздри. Мои глаза закрываются, и на меня опускается тишина.

— Не умирай, Костя, пожалуйста, не умирай, — шепчет она мне на ухо снова и снова.

Я пытаюсь поднять руку, открыть рот, чтобы успокоить ее, но не могу. Как будто мой рот мне больше не подчиняется, мои конечности больше не работают.

— Костя… — Лера зовет меня, но непроглядная тьма затягивает. Она тянет все сильнее с каждым трудным вдохом, который я делаю. — Костя, пожалуйста, не закрывай глаза. Не оставляй меня.

Печаль в ее голосе вызывает во мне желание потянуться к ней, сказать, что все будет хорошо, но так ли это? Все ли будет хорошо? Я не знаю.

Сирена звучат вдалеке, приближаясь к месту, где мы находимся, но в то же время отдаляясь.

— Пожалуйста, Костя, — умоляет Лера. — Я люблю тебя, ты не можешь умереть, не можешь.

Она любит меня. Я заставляю свои губы растянуться в улыбке. Она любит меня. Ее слова — последнее, что я слышу, прежде чем тяжесть темноты становится слишком сильной, чтобы с ней бороться.

Если это конец, значит, оно того стоило.

По крайней мере, именно ее голос я услышал последним, ее прикосновение последнее, что я почувствовал.

Глава сорок шестая

Он…

Темнота окружает меня долгое время, или, по крайней мере, мне так кажется. Я плаваю где-то между сном и явью. В моей груди что-то сжимается, но это не боль. Я не чувствую никакой боли и мне это кажется странным. Мне кажется, я должен чувствовать, но я не могу вспомнить, почему. Мой мозг отказывается это вспоминать, густой туман затуманивает мои мысли, и мне трудно связать воедино то, что произошло.

Первое, что я замечаю, после темноты, — это низкие, прерывистые сигналы где-то рядом со мной. Я слышу биение своего сердца на аппарате.

Мне требуется огромное усилие, чтобы открыть глаза, но когда я это делаю, мне просто хочется закрыть их снова. Свет настолько яркий, что может показаться, будто в глаза светит солнце.

— Аххх, — тихо стону я, так тихо, что это больше похоже на хрип, чем на стон боли.

Когда я, наконец, могу рассмотреть окружающую обстановку, я быстро понимаю, что лежу на больничной койке. До моих ушей доносится знакомое хныканье, и я бросаю взгляд в направлении шума. В другом конце комнаты, на кровати, свернувшись калачиком, лежит маленькое тело. Лера.