Свои чужие люди

Аля проворочалась всю ночь, пытаясь отыскать местечко на кровати, где бы не пахло им. Ей казалось, что запах ее мужа и их ежевечернего соития только усиливался со временем, не выветриваясь даже слабым дуновением из открытой форточки. Она встала, включила ночник, забавную круглую рожу из стекла на кривеньких ножках, босиком дошла до тапок, скинутых около края ковра, и остановилась. Она вдруг вспомнила, какое сегодня число. Две огромные цифры словно возникли перед ее глазами, крича красным цветом. Она похолодела. День рождения мужа, двадцать первое августа. А подарка нет. Она все откладывала и откладывала покупку на потом, да так и забыла. Представив, что ее ждет утром, от холодного презрения в мужнином взгляде до широко раскрытой, а потом резко захлопнутой перед ее носом входной двери, она впервые вдруг разозлилась. Конечно, подло человеку портить праздник, но отступать она не намерена: итогом ее ночных метаний стало решение развязаться с Буровым любой ценой. Она даже догадывалась, какова будет цена….

Аля тихо выскользнула за дверь и плотно ее за собой закрыла. До подъема мужу оставался почти час, теоретически в круглосутку на соседней улице за дежурным флаконом «Хеннеси» сбегать можно, но тут же подумалось – зачем? Что изменится от того, что она вручит ему поутру красивую коробку с бутылкой внутри? И тут же скажет, что это в последний раз.

У нее было время обдумать, как она уйдет. Красиво и гордо. В одних джинсах, привезенных Светкой с показа в Москве, кажется, от Буткиной, модной в тусовочных кругах молодой дизайнерши. Джинсы были все в дырах, небрежно зашитых грубой нитью, внизу оканчивались рваниной и нравились Але безумно: покрой их был таков, что плотная по годам попка подтягивалась в соблазнительные маленькие округлости, а ноги казались длинными, как у самой двадцатилетней Светки. Вся остальная ее одежда была куплена Буровым по его вкусу. Ценники от этих тряпок хранились им в отдельной коробке, почитались за коллекцию и при случае летели Але в лицо. Случаи эти с годами учащались, ценников становилось все больше: любил ее Буров одевать, ничего не скажешь.

Еще у нее была дорожная сумка, подаренная Катериной и ее мальцами, и расшитая бисером подушка от Нани.

Все остальные подарки от подруг и знакомых были утилизированы Буровым как мусор. Он так решил.

Буров не вмешивался в дружбу Алевтины и Кати. Видимо, понимал, что разрушить то, что построено не им и до него, нельзя. Хоть и не любил он Катерину. «Есть за что!» – повторял он Але, когда та по первости пыталась защищать подругу. А было вот что: Катя, будучи свидетелем со стороны невесты на их свадьбе, наревевшись до икоты и сизого носа, испортила ему всю картину торжества. И еще она заорала на весь зал: «Нет!!!», когда брачующейся задали вопрос: «Согласна ли она?» Только умоляющие глаза Алевтины заставили ее поставить свою подпись под документом. Скорбный и упрекающий взгляд, который Катя часто бросала на состоявшегося мужа и, что особенно бесило последнего, на его отца, отпечатался на многих свадебных фотографиях. Так что основания не любить эту подругу жены у Сергея Бурова были.

Молодая же и безбашенная Светка и вовсе бесила Бурова. Собственно, Светка была подругой их дочери, оставленной как наследство уехавшей в Австралию к мужу Лизой. У Светки не было семьи. Никогда. Она жила в детском доме, слыла оторвой и с Лизой познакомилась в критической для себя ситуации: ее уже была готова забрать полиция за учиненную драку. Лиза, проходившая мимо, быстро сориентировалась в обстановке, схватила исцарапанную в кровь Светку за руку, протащила за собой полквартала до своего дома и, быстро набрав код на подъезде, втолкнула ее внутрь. Они на цыпочках поднялись на второй этаж под дробный стук в подъездную дверь ошалевших от такой наглости ментов и потом долго хохотали около двери в квартиру Лизы. Аля, услышав этот смех, открыла им дверь, пропустила Лизу, держащую папку для сольфеджио за оторванную почти ручку, и Светку. Быстро окинув взглядом дочь – та была в порядке, Аля кинулась к окровавленной пришелице. Стянув с нее порванную куртку, Аля усадила ее на пуфик и потянулась к застежкам на сапогах. Светка в испуге дернулась: что это выдумала эта красавица себе – боты с ее ног снимать! Да Светке так никто и никогда! Все сама! Сколько себя помнит! Притихшая Лиза молча наблюдала эту сцену: она вдруг испугалась, что мать Светку выгонит.

Они кормили Светку копченой колбасой и бужениной. Светка, отмывшись в ванной, осоловев от вкусной еды и сладкого чая, клевала носом, почти не пытаясь совладать со своей сонливостью. Лиза вопросительно посмотрела на мать, та кивнула, и Лиза потянула гостью в свою комнату.

Первое, на что наткнулась взглядом Светка в Лизиной спальне, был портрет Бурова в форме подполковника полиции. Вмиг проснувшись, Светка в несколько прыжков доскакала до коридора, заметалась в поисках своей куртки и сапог и замерла: на вешалке висел только пуховик Лизы и кожаное женское пальто.